ты, уехали уже. Это, девочка, бандиты. Звери такие.

– А вы афганец? – Саша сама не знала, откуда у нее взялась смелость на такой вопрос. Она посмотрела на тапки дяди Лёни и его носки, не деревянные ли у него ноги. Показала на них глазами: – Не похожи. У вас ноги есть?

– И ноги у меня, Саша, есть, и руки. И голова на месте, поэтому не похож.

– И значок у вас есть?

– Какой значок?

– Ну, звездочка такая. Как у октябренка.

– У октябренка, говоришь? Была. Славка в карты проиграл. Беги давай или оставайтесь тут милицию ждать.

Они с мамой выскочили. Саша взяла сумку с пирогом в газете, а мама, уперев в бок, несла таз с бельем и полотенцами. На голове у нее тоже было полотенце. Саше надели косынку, сверху шапку. На первом этаже мама сказала:

– Стой тут. С сумкой. Если крикну, сразу наверх беги к дяде Лёне. И сумку держи, там все деньги.

Она потихоньку подошла к двери, приоткрыла ее, осмотрелась. Махнула Саше рукой – давай, идем. Та подошла. Мама осторожно толкнула дверь и уперлась ею прямо в живот милиционеру.

– Ой! – вскрикнула мама, совсем как маленькая девочка.

– Ой! Вот вам и «ой!» Вы куда идете, женщина? Здесь было совершено преступление.

Милиционер втолкнул ее назад в подъезд. Мама хлопала глазами. Одной рукой она придерживала таз, а другую опустила и теперь быстро-быстро теребила пальцы.

– Повторяю, женщина, куда идете? – спросил еще строже милиционер.

– Так мы из бани, – мама показала на тазик.

– Вижу, что из бани, а здесь что делаете? Стрельбу слышали?

Мама изобразила удивленное лицо:

– Да вы что? Нет. Мы тут заблудились.

– Из бани заблудились?

– Да. В бане сказали, что в этом доме самогоном торгуют. Вот, пришла… – мама как-то скукожилась. Видно было, что она боялась, но не милиционера, а застрять здесь до ночи. Вдруг и вправду им воду дадут, а у них кран не закручен, посуда грязная и белье в ванне?

– За самогоном? С ребенком? Вас бы, женщина, на беседу в одно место свозить, – сказал усталым голосом дяденька в фуражке.

– В какое место? – испугалась мама.

– В турму, дорогуша. В турму! Глаза бы мои вас не видели.

– Да нет… Это я не себе. Я мужу.

– Мужу? – удивился милиционер. – И что за муж такой, что прямо из бани, да с ребенком самогон ему ищете? Золотой он у вас, что ли?

Мама тут же придумала:

– Афганец! День-то какой!

И так она была рада придумке, что даже заулыбалась от удовольствия. Милиционер совсем загрустил.

– Афганец? Удружил вам, смотрю, афганец, устроил райскую жизнь.

– Так день такой, – повторила растерянно мама.

Уши у нее стали красные. Даже у Саши покраснели. Уж лучше бы они что-нибудь другое придумали. Милиционер поморщился:

– Идите, давайте, женщина, к своему афганцу. Осторожней только, там тело.

– Какое тело? – мама как будто забыла про стрельбу.

– Как какое? Мертвое. Убийство. Идите, идите, а то заберем под протокол.

Мама толкнула дверь тазом и выскочила с Сашей за руку. Они быстро завернули за угол и пошли к железной дороге. За их спинами во дворе, у первого подъезда, остались милицейская машина, еще какойто «бобик», ходили люди в форме. Туда же заезжала сейчас «скорая помощь». Там, значит, тело. Хорошо, что они его не увидели. Уже почти стемнело, и так страшно идти, а если бы еще это тело? Мертвое… Хотя желающих посмотреть на него было много, за домом Ирмы Александровны собралась толпа. Близко подходить боялись. Тоже, наверное, не хотели давать показания. Они переминались с ноги на ногу, выскочили в легкой одежде, в наброшенных на плечи куртках, пальто, одна женщина теребила на голове бигуди. Она подошла к Саше с мамой и спросила:

– Что там? Стреляли, да? Ну и двор!

Мама улыбнулась:

– Да нет, мы из бани.

Показала тазик и быстро пошла дальше.

Фонари еще не зажгли. Когда они добрались до своей улицы, окончательно стемнело. У магазина стояли люди. Мама подошла к ним. Только сначала взяла у Саши сумку, повесила ее на свое плечо и крепко к себе прижала – народ всё-таки вокруг, пусть и немного. Она заглянула в магазин – тот закрывался. Часов не было, но рано как-то.

– Приемка товара, пять минут до закрытия, приемка товара, – верещал из магазина противный голос.

– О, Галка! А я от Ирмы, – воскликнула мама весело, будто они у Ирмы Александровны сейчас на юбилее были. – Что завезли?

– Комбижир. Куб.

Саша удивилась. Куб комбижира – это не так уж много. У них постоянно этот комбижир кубами лежал даже не на витрине – кубы не входили в витрину, – а на прилавке. Никто его никогда не брал…

Мама тоже удивилась.

– Как это куб?

– Ларка, в прямом смысле куб. Кубический метр комбижира. Надо разделывать.

Мама поставила таз под ноги:

– Во дают. А что, больше ничего нет? Завтра будет что-то?

Галка-Галюсик вышла из зала к ним в предбанник, осмотрелась по сторонам и сказала:

– В понедельник только. На понедельник Сычиха один наряд выписала. Не поверишь… маргарин бутербродных сортов.

– Тоже куб?

– Еще не знаем.

– Я завтра всё равно зайду.

– Да не будет ничего завтра.

– Нормально же завозили. Денег не стало, а еду-то начали же привозить, – мама вздохнула. – Подь они к шуту, всё не слава богу.

– Недостача у нас… Большая, – Галка выпученными глазами показала куда-то назад и вверх, – вот Сычиха и заморозила всё. Ничего не завезут до Нового года. И мандаринов даже не будет. Говорю тебе – куб комбижира.

Потом Галка громко закричала им:

– Всё, всё, женщина, закрываемся на приемку товара. Выходите.

Они с мамой забрали таз и вышли. И правда, сколько прошло-то с тех пор, как Саша в очередях давилась? Еще весной они с Анькой контрольную за четверть пропустили, потому что за курицами стояли. А кажется, будто сто лет назад было… Всё теперь привозят, всё есть, денег только нет, не хватает.

Саша вдруг подумала: куб – это всё-таки сколько? И кто такая Сычиха? Потом спросила маму.

– Куб, Саша… как тебе объяснить? Бабушкин швейный метр помнишь? Вот представь кубик высотой с этот метр.

Деревянную палку, которой бабушка раньше отмеряла ткань, Саша помнила. Надо же!

– А кто это будет есть? Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь покупал комбижир.

Мама заговорщицки наклонилась к ней и прошептала:

– Я тоже никогда!

– Мама, а комбижир тает? Почему он всегда без холодильника лежит?

Этого мама не знала. Она задумалась.

– А куда мы идем? – спросила Саша, как только они прошли место, где