якобы утерянного. Климов предоставил кучу справок и заявлений. От Милены в том числе, но заявление об утере паспорта она писала от имени Марии Белозеровой. И паспорт изготовили ей в рекордно короткий срок. Иван даже не был уверен, что паспорт этот не липовый. Уже потом, когда «Маша» числилась без вести пропавшей и проверяли все, включая ее паспортные данные, у органов не возникло ни единого вопроса о его подлинности. Как так сработал алчный председатель глухого поселения, Иван до сих пор изумлялся. Хотя моменты тревоги испытывал.

– А почему у меня в новом паспорте нет штампа о браке? – изумленно моргала его молодая жена.

– А зачем тебе штамп? – смотрел он на нее влюбленными глазами. – Свидетельство о браке есть? Есть. И все. Зачем еще что-то.

Свидетельство о браке было «филькиной грамотой», изготовленной самим же председателем на цветном принтере. Никто не имел права их регистрировать. Девушке было шестнадцать. Но…

Но Климов, когда хотел, мог быть убедительным и щедрым. Свидетельство о браке – липовое – председатель изготовил. Только для Милены, не для Ивана.

Они переехали сюда – в этот город. И зажили. Весьма неплохо. Чтобы окружающие не задавали много вопросов о возрасте молодой жены, назвались всем братом и сестрой. Поверить было несложно, Иван и Милена были странно похожи друг на друга. К своему новому имени и новой жизни она привыкла быстро. И даже старалась его полюбить. Но…

У нее ничего не выходило. Она была ему благодарна. Уважала его. Переживала за него. Но не любила ни единого дня так, как полюбила потом Полякова.

– Отпусти меня, Ванечка, – умоляла она, плача на его груди. – Пусть все будет так, как сейчас. Я стану, как прежде, спать с тобой, но жить я буду с ним. Отпусти…

Поначалу он был против. И даже хотел поколотить ее. Но рука не поднималась. Милена начала угасать, болеть, а потом и вовсе пустилась во все тяжкие. Занялась экстремальным видом спорта. Начала пропадать с какими-то «левыми» подругами.

– Отпусти ее, иначе скурвится и пропадет, – посоветовал Климов.

И он смирился. Отпустил. Но по первому требованию она приезжала к нему, и он тащил ее в спальню. Так продолжалось два года. И вдруг то черное, что сумела вытеснить из его души Милена, снова в нем проснулось и требовательно подняло голову. Он попробовал раз, другой. Понял, что это не лес, город. Небольшой город. Все здесь на виду. Без посторонней подстраховки он может попасться. И он привлек Климова. Тот снабжал его информацией, узнав по рации такси, что где-то на отшибе на остановке сидит одинокая девчушка. Он его иногда и страховал. А однажды даже сам попробовал.

Все шло хорошо. Они работали в паре безупречно. Но Милена вдруг начала что-то такое подозревать. И однажды зимой проследила за ним. И увидела то, чего видеть не должна была. Спугнула его, проехала мимо на машине и посигналила. Он, конечно, узнал машину Милены. Руки его расцепились. Он откровенно перепугался, что Милена сейчас вызовет полицию. И девушка Марина осталась жить.

Он не доделал свое дело. И страшно разозлился. Волны черного гнева душили его день за днем. Тут еще Милена наседала с угрозами: расскажу да расскажу Полякову. Требовала лечь на лечение в какую-то «дурку».

– Надо с этим что-то делать, – сказал однажды Климов. – Она нас сольет своему менту. И нас с тобой упрячут на четвертак на зону. А там просто разорвут.

И они придумали план, благо особо выделываться не пришлось. Милена всегда вызывала только Климова. Не чужой, чай!

В тот вечер Климов не довез ее до дома на заливе. Он высадил ее на остановке, где Иван уже ждал ее в его машине.

– Надо поговорить, – сказал он коротко.

Тут же достал из бардачка смоченный нужным средством платок и прижал его к ее рту и носу. Может, и не было в этом особенной необходимости, но ему просто не хотелось лишних соплей и объяснений. Начнет орать, выбежит из машины, кинется прочь. Зачем? Куда проще отключить ее.

И все! Она пропала из социума, из списка живых. Но она еще долго была жива. Жила в его подвале, который он устроил по образцу подвала из своего детства. Правда, со всеми удобствами. Он делал с ней там все, что хотел. Он выпачкал ее в своем разврате до такой степени, что мысль сбежать к Полякову или позвонить ему, попросить о помощи, ее даже никогда не посещала. К тому же он обманом и угрозами заставил ее думать, что она соучастница его убийств. Знала и молчала? Значит, покрывала! Жила двойной жизнью? Врала про родство с Иваном? Нужна ли она после этого Полякову? Он в ее сторону даже не взглянет и с удовольствием отдаст под суд.

Так он ей внушал. Она очень быстро сломалась, поверила и вела себя покорно. Ну, а когда Поляков поселил в своем доме другую женщину, Милена перестала даже о нем спрашивать.

Иногда, за хорошее поведение, он позволял им вместе выехать за город. Даже возил к ее бывшим соседям, сам покупал для них чай. И тетку ее помогал в хоспис оформить. И возил Милену туда раз в месяц. До самой ее смерти возил.

Почему она умерла? Потому что устала от жизни такой и принялась бунтовать. И в тот роковой для нее день попыталась на него напасть. И он ее убил. С одного удара.

– Что ты наделал?! – вопил потом Климов. – Нас вычислят, идиот! Как теперь быть?!

Он придумал, его извращенный папаша, как им подбросить тело Маши Белозеровой. Папаша два вечера поливал тело Милены кислотой. Потом для чего-то надел на нее все ее вещи.

– Зачем?! – возмущался Иван. – Это же след!

– Это очень сложный, запутанный след, который им не разгадать никогда. Они возьмут тест ДНК, а он не подтвердит твоего родства с жертвой. И они пойдут плутать. Им в жизни не найти правды…

Но они ее разнюхали. Долгими и мучительными измышлениями они вышли на то, что Милена Озерова и Маша Белозерова – это одно и то же лицо. И первым догадался Поляков. И – идиот – позвонил Ивану. И начал задавать вопросы. А Иван ничего лучшего не смог ему посоветовать, как съездить в детский дом и к тем людям, которые знали Милену с детства. Но сам отправился туда раньше. И угомонил говорливого соседа. Зачем? Он и сам не мог правильно ответить на этот вопрос. Надеялся, что Поляков попадет под подозрение? Наверное, ответ именно в этом.