А перед этим он угомонил диспетчера таксопарка – жирную отвратительную бабу, которая однажды случайно услышала, как Иван называет Климова отцом.

– Если он твой отец, то почему та девушка, которая пропала на остановке в метель, – тебе сестра? Это какой-то бред! И я помню, что в тот вечер, когда Петрович ее возил, ты забирал его машину со стоянки перед таксопарком. Куда ездил?

Она шипела и шипела ему в лицо, когда он к ней зашел, чтобы поговорить. Он просто пришел и позвонил в ее дверь. А она открыла, думала, что Тимур к ней вернулся. Жирная дура! Когда пришел ее бывший сожитель, она уже никому двери открыть не могла. Она уже была мертва. Но перед этим она изрядно вымотала ему нервы, без конца повторяя:

– Что-то тут не то! Ты ведь каждый раз его машину брал, когда девушек душили. Я же помню. Не дура!

Ему надо было, чтобы она не помнила. Чтобы никогда не открыла рта. И он ее убил. Так же, как Милену. И Клавдии, с папиной подсказки, даже пришлось плотнее закрутить роман с сожителем жирной диспетчерши таксопарка. Если до этого были одни букетики и «ахи» «вздохи», то потом она даже поселила его у себя. Чтобы выведать: он-то ничего такого не знает. Клавку использовали вслепую. Она не догадывалась ни о чем. Но болтала о своих романтических отношениях с Тимуром без умолку. И они поняли: тот ничего не знает.

Они все сделали правильно. Полякова отправили под стражу по подозрению сразу в трех убийствах: Милены, ее бывшего соседа и диспетчера таксопарка Ивановой. Он сядет. Отправится на зону. И вряд ли ему удастся выбраться оттуда до старости.

Иван удовлетворенно заулыбался, пригубив чай.

Это была очень сладкая месть сопернику. О лучшей и мечтать не приходится.

Конечно, полиция придет к нему. И будет задавать вопросы. Как так вышло, что они с Миленой выдавали друг друга за брата и сестру? Но за это ведь не сажают, так? И то, что она сбежала от Полякова, вернувшись к нему обратно, тоже не противозаконно. А Поляков, когда узнал, рассвирепел и убил Милену. И дальше сделал то, что сделал…

Они придут к нему. И даже будут обыскивать дом. Но не найдут ничего. Ни единого свидетельства ее гибели здесь. И уж точно не достанут из недр его души то черное и страшное, что не давало ему жить спокойно. Но он научился с этим справляться. Сорвался лишь сегодня утром, когда увидел на берегу Татьяну – бывшую женщину Полякова. И понял: это будет его последней местью ему. Для нее и шоу устроил с сожжением вещей Маши. Знал, что привлечет ее внимание. Не ошибся. Она подошла.

Но следов Татьяны они тоже не найдут в его доме…

В его дверь позвонили через три часа после чаепития. Он уже собирался обедать, когда они пришли. Их было много: аж семь человек. Шестеро – представителей закона. Седьмой – какой-то возрастной павлин с загорелым лицом и трясущимися руками.

Тот сразу бросился на него с кулаками и начал орать:

– Где она?! Где Татьяна?! Что ты с ней сделал?! Она же беременна!

– Поздравляю, – ловко увернулся он от его кулаков. – Вы станете счастливым отцом.

– Свидетели видели, как вы увозили ее от дома Полякова, – гневно раздувая ноздри, заговорил подполковник Звягин. – Куда вы ее увезли?

– Она хотела ехать в полицию. Но по дороге передумала и попросила высадить ее возле «Детского мира».

Да! Он передумал. Передумал мстить Полякову смертью этой женщины. Не его пожалел. Ребенка, который в ней начал жить. Странно, да? Но что-то человеческое, наверное, в нем дрогнуло, когда она попросила высадить ее у магазина детских товаров. Или…

Или просто осознал, что от подозрений в ее убийстве ему уж точно не удастся отвертеться. Парочка на берегу все видела. Свидетели есть. Значит, есть риск.

Он стоял у окна, привалившись задом к подоконнику. И с брезгливой миной наблюдал за тем, как его лощеный дом превращают в свалку. Обыск! Они проводили обыск своими немытыми руками!

– Вам бы позвонить домой. Наверняка она уже там и разбирает детские вещички, – глянул он на павлина с укоризной. И перевел взгляд на Звягина: – А вам, товарищ подполковник, прежде чем превращать мой дом в свалку, следовало для начала все уточнить. И что касается Милены…

– Не старайтесь, Белозеров, – осторожно дотронулся до своей лысины подполковник. – У нас уже есть признательные показания вашего отца – Климова Николая Петровича. Он все подробно нам рассказал. И мы точно знаем, где и в каком углу искать следы кислоты и органики. Повторяю: он все рассказал. А вы, Белозеров, если не намерены чистосердечно во всем признаться, лучше помолчите. То есть можете хранить молчание до приезда вашего адвоката. Позаботились о нем, нет? Или думали, что долгие годы сможете творить зло безнаказанно?…

Татьяна гуляла босиком по двору по мягкому покрытию, которое они лишь с пятой попытки одобрили для будущей детской площадки. Одна рука ее лежала на округлившемся животике. Второй она то и дело трогала поручни качелей, перила лесенок, пробовала их на прочность, хмурилась. Переводила взгляд на окно, за которым он стоял и наблюдал за ней со счастливой улыбкой. И дарила ему точно такую же улыбку, полную радости и счастья.

Они без конца вспоминали тот день, когда на УЗИ подтвердили, что у них будут двойняшки: мальчик и девочка.

– Но как ты узнал, что так будет? – восхищенно ахнула она тогда и расплакалась от радости. – Господи, Нагорнов, никогда не думала, что скажу тебе это… Но я так тебя люблю!

Он тоже любил ее. Очень! И понял это много раньше. С особенной остротой в тот день, когда она пропала. И все подумали, что этот монстр – Белозеров – ее убил. Все указывало на это. И показания свидетелей. И его долгий монолог, который Илья Барков сумел записать на диктофон. Эта запись впоследствии явилась важным доказательством того, что Белозеров преступник. Почему? Да потому, что он озвучивал Татьяне то, чего знать не должен был в принципе. Не мог он этого знать, если не был участником преступлений.

Татьяна нашлась. Монстр Белозеров не стал ее убивать. Он действительно высадил ее возле «Детского мира», куда ей внезапно захотелось зайти. И она «потерялась» там на два с половиной часа. Без телефона, с острым желанием накупить побольше красивых вещичек своему ребенку. Она там по отделам гуляла,