Они сели в машину, и Лось предложил:

– Можем немного развеяться. Хочешь увидеть Лос-Анджелес будущего? Это недалеко.

Они поехали по шоссе на северо-восток, в сторону Маунт-Болди.

– Света нет, вода отравлена, беженцы прут со всех сторон, – сказал Лось. – Но у мэра и городского совета, как мне сказали, есть план.

Они ехали через Индастри, когда на горизонте сверкнули прожекторы. Пыхтение и грохот дизельных двигателей становились все громче, и когда патрульная машина въехала на следующий холм, Дом увидел, откуда шел свет и звуки. Десятки промышленных машин работали даже в столь поздний час.

– Что они делают? – спросил Доминик, мало что видевший сквозь растрескавшееся лобовое стекло.

Лось остановился на вершине холма, откуда открывался вид на восточную часть округа Лос-Анджелес. Они выбрались из машины и подошли к обрыву, чтобы рассмотреть, что происходит.

– Они что?..

– Строят здоровенную стену, чувак.

Дом недоуменно сдвинул брови:

– Но треть города – на другой стороне.

– Угу. – Лось сложил мускулистые руки на груди. – Город готовится объявить эвакуацию. Жителям велят перебраться в лагеря беженцев в пределах новых границ. Стена будет всего двадцать пять миль в длину – от гор над Сан-Димас до Чино, – и тогда всем пешеходам и транспорту придется добираться до города самыми охраняемыми маршрутами. И мы будем обеспечивать порядок.

Вдалеке кран опускал грузовой контейнер на штабель, пока бульдозеры лязгали кузовами машин, складывая из них стену металла.

– Мы поможем спасти то, что осталось от Лос-Анджелеса, – заявил Лось. Он хлопнул Дома по плечу. – Я рад, что ты со мной, брат. Из тебя выйдет охрененный коп.

Кристофер припарковал «Субурбан» в квартале от Мемориального Колизея Лос-Анджелеса. Флаг «Ю-Эс-Си Тройянс»[64] исчез – его заменили штандартом полиции Лос-Анджелеса.

– Это безумие, – пробормотал Винни. – Ты действительно согласен с тем, что приказал дон Антонио?

Кристофер погладил седеющую эспаньолку. Это не было ни «да», ни «нет», и Винни видел, что отец чувствовал себя слишком противоречиво, чтобы ответить однозначно.

– Это потом окупится, – сказал Кристофер. – Доверься дяде. Он глава семьи и еще ни разу не подводил нас. Это путь к твоему посвящению.

Винни тяжело вздохнул:

– Ладно. Я сделаю все, что потребуется.

– Еще кое-что, – сказал Кристофер, удерживая сына за предплечье. – Одна из наших колонн вчера попала в засаду. Вито выжил, но его забрали копы. Нам нужно узнать, где его держат.

– И как мне, черт возьми, это узнать?

– Сам придумай, Вин. Ты умный… молодой человек. – Кристофер похлопал его по щеке. – А теперь иди. Делай что должен.

Винни вышел из внедорожника и подошел к стадиону, держа руки в карманах толстовки. Работающие от генераторов фонари заливали пустые трибуны белым светом, освещавшим изможденные лица пятисот новобранцев.

Было восемь вечера, и на холодном ветру, на спортивном поле Колизея, он присоединился к новичкам, слушавшим мудаковатого капитана с мегафоном, прижатым к идиотским усам, который нес всякую чушь о долге и жертве.

Ага, чувак, знаю. Поэтому-то я здесь и слушаю всю эту херню.

Мужчины и женщины всех рас и возрастов напряженно вслушивались в его слова, взволнованные перспективой получать зарплату несмотря на то, что за это требовалось подвергать себя опасности. Копы в форме и сотрудники в штатском сидели за столами вдоль кромки поля, где через несколько минут должно было начаться собеседование.

Полицейские не подозревали, что здесь присутствовал разведчик клана Моретти. Более того, Винни сомневался, что они вообще знали о существовании его семьи. Пока. Единственным итальянским преступным синдикатом, о котором знали в Лос-Анджелесе, была ныне почившая семья Сарконе. Если только Вито не развязал язык, в чем Винни сомневался. Тот был, конечно, жирным ублюдком, но не жирной крысой.

– Лос-Анджелесу требуются мужчины и женщины, готовые защищать его границы в период войны и бороться с повальным насилием и преступностью криминальных сообществ в его пределах, – продолжал говорить капитан. – Без сомнения, это опасная работа, но сейчас вы нужны нам больше, чем когда-либо.

Винни знал, что сегодня проводилась и другая вербовка – в ряды повстанцев, на другом конце города. Они с Кристофером видели очередь по пути сюда. Записаться желали тысячи людей.

Можно было выбирать между полицией и войсками. Кроме них были только банды.

Винни до сих пор не мог поверить, что оказался здесь. Ему оставалось лишь помнить слова отца: «Доверься дяде».

Он доверял и дяде, и отцу, но их план беспокоил его. Если он провалится, то может очутиться в тюрьме, вместе с Вито, а то и в месте похуже. Но если справится, то наконец станет посвященным. И больше не будет мальчиком на побегушках.

Винни гордо выпрямился. Он сделает все, что необходимо, чтобы этого добиться.

Капитан закончил со вступительной речью, и новобранцев направили к столикам для прохождения собеседования. Большинство людей, сидевших там, были пожилыми – вероятно, пенсионерами, вернувшимися, чтобы заработать в час нужды.

Минуты превратились в час, потом в два. Когда подошла очередь Винни, было уже около десяти. У него болели ноги, хотелось есть, не говоря уже о том, что он изнемогал от жажды.

Пожилой полицейский за столиком едва поднял взгляд на подошедшего Винни. Он устало протянул руку и сказал:

– Документы.

Винни передал ему удостоверение.

Полицейский нахмурил седые брови и поднял взгляд. Темные глаза с подозрением остановились на Винни, старый следователь почуял неладное.

– Нейтан Сарконе?

– Да, сэр, – ответил Винни.

– Из преступного клана Сарконе? – Коп беспокойно заерзал на пластиковом стуле.

Винни подержал его пару секунд в напряжении и кивнул:

– Да, сэр. Энцо Сарконе был моим дядей.

– Был?

– Его убили Американские военные патриоты, сэр.

Полицейский медленно поднялся, скрипнув то ли суставами, то ли стулом. Поднес к глазам удостоверение и снова взглянул на Винни.

– Подожди немного. – Он отошел от стола и остановился. – Не уходи, хорошо?

Винни пожал плечами:

– Я и не собирался.

Он сунул руки в карманы и попытался унять колотящееся сердце. Удостоверение было настоящим, и хотя Винни был похож на Нейтана Сарконе, он весил фунтов на двадцать меньше. Если кто-то спросит, он всегда мог ответить, что в последнее время все вокруг похудели.