Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Случилось чего? – напрягся Зотов.
– Новостей куча и одна хуже другой. Отойдем. – Марков засеменил в сторону. Зотов переглянулся с Решетовым и они пошли следом.
– Ты это, Никит, не серчай, – Марков остановился, похожий на нашкодившего мальчишку. – Вас пока не было, у нас еще убийство случилось.
– Кто? – Решетов окаменел.
– Антон Березов.
–Твою мать, – капитан, внешне оставшись спокойным, привалился к стволу обшарпанной ели и сполз на корточки, лапая рукоять автомата. – Снова мой.
– Вчера ночью.
– Как? – спросил Зотов.
– Зарезали, фельшар не смог раны пересчитать. И цифры опять.
– Девять и шесть?
– Угу.
Зотов вздохнул. Убийца успевал везде, работая через ночь, на износ, не оставляя следов. Сначала Малыгин, теперь Березов. Словно куда-то торопится. Спешит, но ошибок не допускает. Профессионал. Дураку ясно, его цель - группа Решетова. Мотив? Неизвестен. Версия с немецким агентом казалась самой логичной. Группа Решетова насолила фашистам по самое не балуйся, вот и принялись за нее. Трое из группы, плюс Твердовский, плюс пропавший Валька Горшуков. Двое последних слабо соотносятся с первыми. Хотя… Пацана ведь почти зачислили в боевой отряд. Связь есть, но зыбкая, зыбкая.
– И это не все, – продолжил Марков. – В лесу, за лагерем, позавчера нашли, ммм… труп.
– Еще один? – ахнул Зотов.
– Одинне один, с понталыку не разберешь. Отдельно руки, отдельно ноги, остальное кусками, и головы нет. Такие дела.
– Опознали?
– Издеваетесь, Виктор Палыч? Месиво там.
– Ну а вдруг, чем черт не шутит, – развел руки Зотов. Час от часу не легче, как раз только расчлененных трупов и не хватало. – Где тела?
– Я знал, вы заинтересуетесь. Оба на леднике, тот, который кусками, воняет уже.
– На леднике?
– Повар организовал, Кузьмич, он у меня жутко хозяйственный. А идея Аверина, он страсть не любит, когда продукты портятся, кажная крошечка на счету. Ямину по осени вырыли, сажени три глубиной, а как подморозило, тут озеришко неподалеку, нарезали льда. Мясо храним, когда есть.
– И трупы.
– Теперича да.
– Ведите, – Зотов отбросил мысль о еде, помывке и мягкой постельке. Нечего к хорошему привыкать. – Никита, ты с нами?
– Пошли, – Решетов тяжело поднялся. Взгляд капитана налился свинцом.
Из трубы полевой кухни сочился едва заметный, белый дымок, растворяющийся среди развесистых еловых лап без следа. Зотов жадно сглотнул. Пахло вареной картошкой и чем-то мясным. Интересно, какое у одноногого повара зрение? Ошибется в потемках на леднике и хана. Мало приятного выловить в щах чей-нибудь палец. С другой стороны жрать когда хочется, плевать, пальцы не пальцы…
Кузьмич, помешивающий в котле огромной поварешкой, встретил не ласково.
– О, Михал Федрыч, за мертвяками своими пришли? Они мне все завоняли, где это видано, трупье рядом с продуктом хранить!
– Ты, Кузьмич, не ярись, – успокоил Марков. – С тобой оговорено? Оговорено. Нет другого выхода у меня. Сейчас товарищ Зотов посмотрит и будем решать. Ты спустись на минутку.
Повар, гундося под нос, закрыл крышку и неожиданно ловко спрыгнул с подножки. Подхватил костыль и замер, весь скособочившись на правую сторону. Прожженный, измызганный ватник расхристан, шапка с подвязанными ушами сдвинута на затылок. Похож на пирата дожившего до пенсионного возраста, сабли не хватает абордажной, попугая и пары пистолей.
– Докладай об успехах своих, – приободрил повара Марков.
– Щецы варю, – лукаво хмыкнул Кузьмич. – Из квашенной капустки и солонины.
Часть капусты склизкими прядками застряла у него в бороде.
– Ты про свою находку давай, вишь, товарищи Зотов с Решетовыминтересуются.
– Можно и про находку, – отозвался повар явно польщенный вниманием большого начальства. – Тут дело такое. Собачки мои, – Кузьмич скосился на мелкую кудлатую шавку, аппетитно вылизывающую зад на солнышке возле кухни. – Позавчерась пропали зараз, вродь только сидели, в глаза любовно поглядывали, а тут нет ни одной. Непорядок. Думаю, не случилось чего? Фельдшар драный, потравить обещал, через то у меня с ним недопонимание жуткое вышло и свара. Где это видано, собачек травить? Чай не фашисты! Он через то и питаться у меня перестал. Брезговат. Живодер поиметый. Вот. А собачки пропали, даже жрать не идут. Робят поспрошал, сказали в лес ушастали с самым загадочным видом, сукины дети. Пошел доглядеть. Вон той тропочкой, она к оврагу ведет. Слышу: грызутся. Подошел, батюшки, кабыздохи мои в овраге энтом вьются. Полный сбор, и Трезорка, и Сойка, и Черныш, и Бобик трехлапый, и остальные…
– Вы им клички даете? – удивился Зотов.
– А то как же? – насупился повар. – Чай не дикие они у меня.
– Ясно, – Зотов хмыкнул, припомнив, как «не дикие» всей сворой накидываются на гостей. Душа в пятки уходит.
– Так я присмотрелся, – повар возбужденно подпрыгнул на костыле. – Мать твою, натурально грызут мяса кусок здоровущий. Спускаюсь, а они меня увидали, скалится зачали и рычать. Скотины неблагодарные. Авдей, кобелюка, черный, как трубочист, да все его знают, едва последнюю ногу мне не отгрыз. А я ж его, падлюку, кутенком больным нашел, выходил. Ну я калач тертый, палкой перетянул вдоль хребта, остальных расшугал. Кусок в песке весь извожен, погрызен, кости торчат, а рядом яма нарыта. Сунулся туды, вонища, аж глаза ест. Ага, смекаю, падаль трескают ироды. С душком мясо-то, нас таким в империалистическую на Кавказском фронте кормили. Слатенькое и жевать нужды нет. Сверхухозяйство это землицей присыпано и сушняком. Ковырнул. Собачкам не понравилось очень, что в харчах у их шебуршусь, пришлось ишшо одну атаку отбить. Хлам разбросал и аж сел. Рука человечья лежит, а под нею нога. Ну что за ить твою мать? Откуда? Никак не могли собачки мои человека задрать и припрятать. Оне, конечно, тварюки умные, но не до такой же степени! Кликнул хлопцев, вытащили ногу по колено, два бедра, две руки располовиненные, плечи и тулова два куска, третий у собачек отняли. Товарищ командир пришел, высказался матерно и велел на ледник оттащить. Вот такая история.
– Где овраг? – хмурясь, спросил Зотов. Появление расчлененного трупа его не обрадовало. Будто без этого проблем нет.
– Метров триста, – Марков указал направление. – От линии постов, стало быть, сотня с хвостом.
– Интересное дело. Около лагеря закапывают труп и никто ни ухом, ни