Но она была готова. Ничто в Пите даже отдаленно не напоминало ей о прошлом. Возбуждение достигло предела. И тогда он сделал это: он проник в нее так глубоко, что она едва могла дышать, а когда он начал двигаться, она подумала, что пережить это невозможно. Она с какой-то фантастической отчетливостью ощущала его присутствие внутри своего тела, ощущала энергию, страсть и требовательность каждого его движения, пока оргазм не заставил ее выгнуться дугой и разлететься на кусочки.

– Я еще ни разу в жизни не кончала, – призналась она.

– Я рад.

– Я вообще ни разу в жизни не занималась любовью по-настоящему.

Он притянул ее руку к губам и поцеловал пальцы.

Они сидели на чердаке, перед слуховым окном, в импровизированной постели среди разбросанных подушек и одеял. Рядом с ними трепетал огонек одинокой свечи. На Пите были только джинсы, застегнутые на молнию, но с расстегнутой верхней пуговицей, на Дженни – серьги и его рубашка. Это была сцена из ее грез, как в журналах. Она чувствовала себя нормальной и была так счастлива быть нормальной, ощущала такое физическое удовлетворение и эмоциональную полноту, что ей хотелось плакать.

– Что ты во мне нашел?

– Я сказал тебе об этом с самого начала. Ты не такая, как все.

– Я некрасивая.

– Я думаю наоборот.

– У меня не такие длинные ноги, как у моделей.

– Это хорошо. У них кроме ног ничего нет. Меня это не заводит. – Он расстегнул на ней рубашку и распахнул ее. – А вот это – да.

От нежности его взгляда ей снова стало тепло и сладко-больно. Она издала звук, отдаленно напоминающий его имя.

– Что я в тебе нашел? – переспросил он. – Свежесть. Новизну. Невинность.

– Я не невинна. Меня даже порядочной девушкой нельзя назвать. У меня была ужасная жизнь. – Ей стало не по себе от воспоминаний о том, насколько она была ужасна. И еще от того, что Пит ничего не знал. Но если рассказать ему все, и он бросит ее из-за этого, то что она будет делать?

– Я тоже совершал ошибки, – сказал он.

– До моих им далеко, – заверила она.

– Спорим? – неожиданно распалился он. – Я увел любимую у лучшего друга. По-твоему, это порядочно?

Дженни предположила, что у истории должно быть продолжение.

– Когда это было?

– Когда я уехал из дома. Все умоляли меня остаться, твердили, как я им нужен, как они надеются на меня, но я знал, что такое свобода, и рвался к ней. А они продолжали спорить, умолять и убеждать. В конце концов меня обуял гнев, и я уже не мог с этим справиться, потому что и без их воплей знал, что виноват. Я решил, что наконец докажу им, что не святой, разобью одним ударом розовые очки, сквозь которые они глядели на меня. И поэтому я забрал ее с собой.

– Ты любил ее?

– Нет, – ответил он, отводя глаза.

– И что было потом?

– Это продолжалось с месяц. В конце концов я дал ей денег и отправил ее домой, но она уже тоже не смогла вернуться к прежней жизни. Она снова уехала, одна. И я не знаю, что было с ней дальше. – Он наконец посмотрел на Дженни. – Зато я знаю, что было со мной. Я ездил туда и сюда и нигде не мог найти покоя. Мне стало казаться, что у меня каинова печать на лбу. Мне не везло с женщинами. Пока я не встретил тебя. Я не достоин тебя, Дженни, но ты очень нужна мне. Чтобы остаться с тобой, я готов измениться. Мы вместе начнем все заново.

Чувства так переполняли Дженни, что она смогла произнести только:

– У тебя это так легко звучит.

– Это должно быть легко, если очень сильно этого хочешь. Дженни отчаянно хотелось поверить в это.

– Но как же быть с теми, кто имеет к этому отношение – например, с твоим другом и семьей? А вдруг они не захотят дать тебе шанс начать все заново?

– Захотят. Им сейчас нелегко. Им нужна помощь.

– Мой отец скажет то же самое. Он не позволит мне уехать.

– Но здесь другая ситуация. Твоему отцу ты нужна по другим причинам. Его требования исключительно эгоистичны. Но ты хранила ему верность все эти годы. Ты пренебрегала собственными интересами ради него. Теперь пора подумать о себе.

– Но он же мой отец.

– Ты уже взрослая. И ты имеешь право решать сама за себя.

– Ты не понимаешь. Он не позволит мне уехать.

– Нет. Это ты не понимаешь, – продолжал убеждать ее Пит. – Ты – не его собственность, чтобы он мог распоряжаться тобой. Ты принадлежишь только себе самой. Он принимает собственные решения, которые определяют его жизнь. А ты имеешь право принимать свои.

Господи, сколько раз она повторяла себе то же самое. И Дэн говорил ей об этом, и преподобный Патти, и Мириам.

– Ну а что, если он все-таки будет возражать?

Пит усмехнулся.

– Я помогу тебе уговорить его. Мы решим это дело между собой.

– Я хочу начать заново. Я так долго об этом мечтала. Только ничего не получится.

Его губы, не переставая касаться ее кожи, двигались вверх, пока не встретились с ее.

– У меня тоже, потому что я всегда думал, что смогу справиться с этим в одиночку. Но я не могу. – Он заглянул ей в глаза, и она увидела его растерянность и уязвимость. – Ты же уедешь со мной, правда? – У нее перехватило дыхание. – Выйдешь за меня? Станешь матерью моих детей?

Она зажала ладонями рот. Она не могла поверить в этот дар свыше, в то, что он предложил ей все то, о чем она мечтала всю свою жизнь.

– Я люблю тебя, Дженни.

Она не отвечала, в очередной раз подумав, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Потом спросила:

– Как ты можешь быть в этом настолько уверен?

– У меня было много женщин. Но ни одной из них я не говорил, что люблю ее.

– Ты еще очень многого обо мне не знаешь.

– Все, что мне нужно, я уже узнал.

– А что если я скрываю что-то настолько ужасное, что у тебя застынет кровь, если ты об этом узнаешь?

– Ты уже слышала мой самый ужасный секрет. Твой не может быть намного страшнее. К тому же кровь не может застыть.

– Не придирайся к словам. А если все-таки?..

– Если все-таки так, то это позволит мне не так сильно мучиться своей собственной виной. Это будет напоминать мне о том, что все изменилось. Я люблю тебя, Дженни.

Он запечатал свои слова поцелуем, и она ответила, но этого было все же мало. Ей хотелось совершить нечто особенное, на что у других женщин, которые были у него, никогда бы не хватило смелости, умения или любви.

Не отрываясь от его губ, она повалила его на спину. Она провела языком по его подбородку, потом – по горлу. Потом, целуя и покусывая, спустилась по его груди, по сходящемуся к пупку клину волос, а ее руки в это время расстегивали молнию у него на джинсах. К тому моменту, когда туда добрались ее губы, он был уже у нее в руках.