Словно нарочно в аудиторию заглянул электрик. Леплер Федерикк Паструм — тот самый электрик, которого Мастгар осчастливил карандашами в прическе. Теперь он ходил по кафедре только в металлической строительной каске, на резинке от штанов. Лишь время от времени приподнимал электрик головной убор, оттягивая резинку, и, на всякий случай, не снимая его полностью, почесывал затылок.

Парадокс, но лицо Федерикка было самым женственным из всех, кто окружал меня в аудитории.

В руках он традиционно мял оригами. То ли это успокаивало нервы, то ли дарованная Федерикку Мастгаром прическа гейши все же подействовала на его мозг. И электрик внезапно ощутил в себе неукротимую тягу к японской культуре.

— О! Горящая проводка! — весело констатировал Федерикк, подмигнул мне здоровым, ярко-голубым глазом и ткнул пальцем в пожар.

Кто-то подумал бы, что другой глаз электрика все время смотрит куда-то вправо из-за удара тока. В прямом смысле слова из-за профессиональной деформации. Но я уже знала, что виной тому деформация от удара Суггурда. На заре своей карьеры в Академии Федерикк имел не осторожность отправиться с преподом-мельницей в столовую. По дороге туда он и заработал свое увечье, в дополнение к еще нескольким мелким повреждениям. Легкому сотрясению мозга, перелому челюсти и контузии.

Что не помешало ему сначала плотно пообедать, и лишь затем на неделю слечь в медкорпус.

Федерикк постоял несколько минут, любуясь на то, как языки пламени, весело искря и трогательно потрескивая, подбираются к кнопке. И, почесав под каской затылок, резюмировал:

— Придется тушить.

Глазом не успела моргнуть, в руках Федерикка откуда ни возьмись, появился огнетушитель, в пол человеческого роста. И даже не струя, бурный поток пены брызнул в стену.

Сравнить с ним можно было разве что водопад, организованный Вархаром в мой первый день работы в Академии.

С тех пор я усвоила — тут ничего не делается наполовину.

Если тушат, то не только стены, но и горячие головы.

Если свистят, то до полного сноса крыши коллег и студентов, ну и сноса всего, что попадется на пути.

Если лечат, то до «полного и безграничного исцеления» и… остаточного заряда.

Если раздевают взглядом, то догола.

А уж если обещают выбросить кого-то в окно, то выбрасывают в ближайшие сутки.

Огнетушитель изрыгал пену битых двадцать минут. Пламя давно погасло, жалобно выбросив в воздух струйку серого дыма. Но Федерикк держал огнетушитель как автомат и приговаривал:

— Видали? Сжиженная пена. Размеры минимальны, а сколько удовольствияяя…

Когда пена иссякла, а вместе с ней и удовольствие электрика, я растерянно оглянулась в поисках спутниц. Лицию и Метаниллу как ветром сдуло. Я уже собиралась лишить их премии за дезертирство. Где же это видано? Бросить начальницу наедине с маньяком-пеноманом? Но вовремя заметила, что гора пены под стеной, с меня высотой, подмигивает четырьмя до боли знакомыми глазами. Метанилла первой выскочила из пузырчатого плена, отряхнулась так, что Федерика засыпало по макушку, и вернула себе булыжник.

— Сто-ой! — крикнула я. Но сразу поняла — не остановить мне воинственного скандра на пути к мечте. Метанилла метнула взгляд в непокорную кнопку и следом за взглядом метнула в нее камень. На сей раз снаряд достиг цели. Кнопка зажглась синим светом — купол включился.

— Видали? — гордо вскинула голову преподша.

Но камень и не думал завершать свое путешествие. Мы услышали звук, словно зазвонил колокол, и заметили, как булыжник стекает с горы пены. Еще недавно она подмигивала нам единственным способным на этот подвиг глазом Федерикка. Но теперь как-то растеклась, и новый звон ознаменовал удар каски электрика о плиты пола.

Я уже хотела броситься Федерикку на помощь. Но добрая Лиция, стряхивая с себя пузырчатую шубу, решительно подула на него. Уже почти поднявшийся Федерикк, рухнул на пол, как подкошенный. Колокольный звон повторился, а пена улетела в окно, и там кто-то подозрительно вскрикнул.

Не сразу поднялся электрик из лужи, созданной дуновением Лиции. Несколько раз он поскальзывался, и колокол продолжал звонить и звонить.

Оставив надежду уйти от нас на своих двоих, Федерикк встал на четвереньки. Всего три раза растянулся он на пути к спасению — к двери аудитории.

А когда скрылся за ней, мы услышали многоэтажные пояснения, что уж лучше пять раз попасться на пути свиста Мастгара, чем один раз на нашем.

Мы поразили его в самое сердце.

Когда все до единой кнопки засияли синим, у меня болели даже те мышцы, о существовании которых не подозревали самые передовые биологи перекрестия миров.

Но неутомимые женщины-скандры оставались бодры и энергичны.

И, конечно же, вызывались проводить меня до комнаты.

Если бы у меня только осталось хоть немного сил — душевных и физических. Я послала бы их… проверить отчеты, или просто сбежала — не впервой.

Но ноги категорически отказались от такой тяжелой работы, и трижды споткнулись, бессовестно угрожая уронить меня на пол.

Сила духа оставила меня еще в момент, когда «мадам страшила» метала камень в кнопку.

И я угрюмо побрела, зажатая между двумя женщинами-скандрами, как в стальных тисках.

Слава богу, Лиция не пыталась завести беседу. Зато за двоих оторвалась Метанилла.

Всю дорогу «Мадам страшила» рассказывала мне историю трех студентов. Каждое утро после включения куполов они приходили на занятие без одной части тела. Сначала они пришли без правой руки. Затем без левой. Потом они пришли без правой ноги. Потом они пришли без левой.

Спрашивать, как можно прийти без ног, я не рискнула. Чем быстрее закончит Метанилла свою сказку, тем лучше для моих расшатанных нервов.

Потом студенты пришли на занятия без правого уха. Потом пришли на занятия без левого уха.

А потом студенты клялись, что видели их призраки. Те блуждали поодаль от купола, держа в руках головы и ноги. Предупреждали всех, не подходить к границе. Будто бы оттуда вылезает энергетический монстр и сжирает всех, кто слишком приблизился.

По счастью, моя чугунная голова с трудом воспринимала страшные сказки сотрудницы.

Лиция же так весело улыбалась, словно Метанилла всю дорогу травила анекдоты. И я поняла, что возвращаться домой в обществе Вархара и Драгара — далеко не худшее из зол.

На этой чудесной ноте, едва держась на ногах, я зашла в свою комнату, нахлопала приглушенный свет и чуть не сползла по двери от удивления.

В кресле, за моим письменным столом восседал… Вархар. И улыбался Чеширским оскалом.

— Жива? — поинтересовался проректор, опасно приподнимаясь и шагая навстречу.

— Ппочти, — растерянно произнесла я.