Перекрестье холла, один в один как на нашем этаже, и на всех других этажах корпусов, задержало меня на секунды.

Хорошо, на обеих дверях — справа и слева висели таблички.

«Кафедра исцеления и врачевания». «Больничное отделение».

Я бросилась туда, изо всех сил дернув руку. Она оплавилась от моего огненного касания, и бесформенным куском металла осталась в ладони.

Отбросив его в сторону, я ворвалась внутрь больничного отделения.

Сердце припустило сильнее, больно екало.

Разряды, потрескивая, скользили между пальцев, на ладонях плясало пламя.

Пока не успокоюсь, так и будет — пришла информация.

Я точно знала куда идти. Самая дальняя комната, за дверью, увитой рельефными узорами. Вьюны сплетались и цвели, символизируя жизнь.

Я собиралась метнуться туда, к Вархару, но сзади окликнул Езенграс, задержал со своими новостями. Как будто они не могли обождать? Как будто не нашел лучшего времени?

Я выслушала ректора в пол уха и рванула вперед. Еще немного! Еще несколько шагов!

У двери в комнату или палату, не знаю что тут точнее, слегка притормозила, тяжело переводя дух.

Вдохнула поглубже, словно ныряла, и вошла.

В самом центре комнаты, на постели, где легко раскинулись бы еще трое воинственных скандров, лежал Вархар.

В странной, темно-зеленой пижаме из тонкого трикотажа, прикрытый голубой простыней.

У меня остановилось сердце.

Он был такой бледный, такой неподвижный. Румянец схлынул с лица, посинели губы, впали щеки.

Я сглотнула слезы, и бросилась к кровати своего наказания.

Разряды пропали из ладоней, погасли шальные огни. Влага обожгла глаза, потекла по лицу.

Невдалеке от кровати спорили два главных медика Академии — главврач Мастгури и его помощник Либорт Эйль. «Эльф-терминатор» Либорт в белом халате на лиловые лосины и толстовку нарезал громадные круги. Как всегда когда нервничал, вдруг поняла я.

Мастгури стоял спокойно, сложив руки на животе, и следил за коллегой так как следит смотритель зоопарка за новой, любопытной зверушкой.

Сегодня на его халате не было знаменитой надписи, шапочка отсутствовала.

— Я сильнее, я и буду исцелять! — выпалил Либорт, притормозив, и немедленно припустил в другую сторону.

— Ты сильнее, а я умнее, — парировал Мастгури. — Я лучше управляю энергией жизни.

Я переводила взгляд с них на Вархара и, казалось, перепалка медиков может стоить проректору жизни. Казалось, каждую секунду синие круги под глазами моего несчастья темнеют, губы бледнеют, а кожа истончается. Я бросилась к медикам, собираясь вставить им мозги на место, даже если для этого потребуются все силы Малитани. Разряды заискрили между пальцами, ладони вспыхнули кострами, у висков зависли шаровые молнии.

Но знакомый, грубоватый голос осадил Мастгури и Либорта раньше меня.

— А ну цыц! — в комнату вошел Езенграс.

Только-только загудевшие лампы у потолка умолкли от его оклика первыми.

Ветер затих за окном вторым — лихой посвист его оборвался, словно выключился.

Следом замокли и академические медики.

И лишь потом потухло пламя в моих ладонях, пропали разряды между пальцев и шаровые молнии у висков.

— Лечит Либорт. Мастгури, ты можешь остаться или уйти, — скомандовал Езенграс. — И не стыдно вам выкабениваться, когда Вархар в таком состоянии?

— Он не умрет, — парировал Либорт. — Он не умирает, — поправился то ли для меня, то ли для ректора.

— Еще бы! — оскалился Езенграс. — Если он умрет, я привяжу вас к койкам в отделении для тяжелых симулянтов. А потом вдосталь поиграю на нервах электроукалыванием. Ах неет! — от нынешней улыбки Езенграса умерли бы от разрыва сердца десятки, сотни акул. — Я отдам вас Милитари, — и ткнул в меня пальцем.

Врачи посмотрели так, как еще недавно, в холле, возле нашей кафедры, смотрели на Мастгури леплеры.

Главврач бочком отошел от кровати Вархара, Либорт тем же макаром приблизился.

Задрал пижаму моего несчастья, приподнял скороспелую повязку, и я отвернулась.

В груди бешено бухало, в ушах стоял звон. Я не хочу его потерять. Да, вот такого вот варвара, вот такого бахвала, вот такого нахала. Да, вот такого безобразно, вопиюще невоспитанного скандра! Я не хочу потерять его! Со всеми его недостатками, достоинствами, мне дорог этот мужчина.

И пока я ценой титанических усилий приводила себя в чувство, Либорт проворчал.

— Даже повязки не умеют накладывать. То же мне военные медики. Чему я их только учу! Сдам, сдам Мастгури на опыты…

В его голосе мне отчетливо послышалось облегчение. Но поверить было слишком страшно, рискованно. Вдруг мне лишь показалось? Вдруг я обманываю себя? Чего стоит интонация врача, который отдает начальнику студентов на сеанс безграничного исцеления электроукалыванием?

Чего стоит интонация любого врача из любого мира? За свою работу, за свою жизнь медики видят такое… что если бы все еще переживали за пациентов, давно бы слегли с инфарктом.

— Не страшно, — продолжил комментировать Либерт, и я внезапно вспомнила, как дышать. — Залатали в целом терпимо. Сейчас волью ему энергии по самые уши. И вскочит ваш проректор. И понесется снова рубить вражеские головы.

С недоверчивой надеждой я обернулась, наблюдая, как из глаз Либерта полилась та самая удивительная энергия стихии жизни. Два тугих темно-синих потока вонзились в сомкнутые веки Вархара.

Какое-то время энергия лилась и лилась, а результата не было. Струи мерцали, то темнели, то светлели. Но Вархар продолжал лежать неподвижно — бледный и осунувшийся.

Либерт прервался резко и неожиданно. Синие потоки пропали, врач встал и вышел из комнаты, бросив в мою сторону:

— Я все сделал.

— И ты, давай, — кивнул Мастгури Езенграс.

Главврач еще немного поворчал себе под нос. Что принес замечательные новости. Что в его лаборатории целых сто пленных и каждый ждет, надеется, буквально жаждет увидеться со всеми чудоустановками вместе и поочередно.

Что многие из пленных, сразу после знакомства с Мастгури и его знаменитыми методами, сами попросятся в пыточную ректора и проректора.

И что главврач уже выделил для пыточной новенький электрический стул, стол, кресло, и даже шкаф.

Езенграс на голубом глазу закатил Мастгури пламенную речь о том, как неравнодушный к главврачу проректор смутится в его присутствии. Шутка ли? Тут предмет вожделения, а он почти голый. Ну и что, что на Вархаре больше одежды, чем в его трудовые будни? Пижаму варвары вообще за одежду не считают.

Главврач еще немного помялся, но все-таки вышел, опасливо поглядывая в мою сторону. Я слышала его топот еще минут десять.