— Как видишь. Это я, — ответил Аппашер, еще сильнее терзая поля шляпы. — Но… Ты же знаешь, какие могут быть между нами… В общем, можешь не церемониться… Если это неудобно…

— Неудобно? Ты называешь это неудобством? — закричал, выходя из себя, Торти. — Являешься невесть откуда в таком вот виде… И еще говоришь о неудобстве! Как только нахальства хватило! — Выпалив это, уже в полном отчаянии тихо пробормотал: — Что же мне теперь делать?

— Послушай, Амедео, — сказал Аппашер, — не сердись на меня… Я не виноват… Там, — он сделал неопределенный жест, — вышла какая-то неувязка… В общем, мне придется еще, наверное, месяц побыть здесь… Месяц или немножко больше… Ты ведь знаешь, своего дома у меня уже нет, в нем теперь новые жильцы…

— Иными словами, ты решил остановиться у меня? Спать здесь?

— Спать? Теперь я уже не сплю… Дело не в этом… Мне бы какой-нибудь уголок… Я никому не буду мешать — ведь я не ем, не пью и не… в общем, туалетом я тоже не пользуюсь… Понимаешь, мне бы только не бродить всю ночь, особенно под дождем.

— Позволь, а разве под дождем… ты мокнешь?

— Мокнуть-то, конечно, не мокну, — и он тоненько хихикнул, — но все равно чертовски неприятно.

— Значит, ты собираешься каждую ночь проводить здесь?

— С твоего разрешения…

— С моего разрешения!.. Я не понимаю. Ты умный человек, старый мой друг… у тебя уже вся жизнь, можно сказать, позади… Как же ты сам не соображаешь? Ну конечно, у тебя никогда не было семьи!..

Аппашер смущенно отступил к двери.

— Прости меня, я думал… Да ведь и всего-то на месяц…

— Нет, ты просто не хочешь войти в мое положение! — воскликнул Торти почти обиженно. — Я же не за себя беспокоюсь… У меня дети!.. Дети!.. По-твоему, это пустяк, что тебя могут увидеть два невинных существа, которым и десяти еще нет? В конце концов, должен же ты понимать, что ты сейчас собой представляешь! Прости меня за жестокость, но ты… ты — привидение… а там, где находятся мои дети, привидениям не место, дорогой мой…

— Значит, никак?

— Никак, дорогой… Больше ничего сказать не мо…

Он так и умолк на полуслове: Аппашер внезапно исчез. Было слышно только, как кто-то стремительно сбегает по лестнице.

Часы пробили половину первого, когда маэстро Тамбурлани — он был директором консерватории, и квартира его находилась здесь же — возвратился домой после концерта. Стоя у двери и уже повернув ключ в замочной скважине, он вдруг услышал, как кто-то у него за спиной прошептал:

— Маэстро, маэстро!

Резко обернувшись, он увидел Аппашера.

Тамбурлани слыл тонким дипломатом, человеком осмотрительным, расчетливым, умеющим устраивать свои дела; благодаря этим достоинствам (или недостаткам) он достиг значительно более высокого положения в обществе, чем позволяли его скромные заслуги. В мгновение ока он оценил ситуацию.

— О, мой дорогой! — проворковал он ласково и взволнованно, протягивая руки к скрипачу, но стараясь при этом не подходить к нему ближе чем на метр. — О, мой дорогой, мой дорогой!.. Если бы ты знал, как нам не хватает…

— Что-что? — переспросил Аппашер. Он недослышал, поскольку у призраков все чувства обычно притуплены. — Понимаешь, слух у меня теперь уже не тот, что прежде…

— О, я понимаю, дорогой… Но не могу же я кричать — там Ада спит, и вообще…

— Извини, конечно, не мог бы ты меня на минутку впустить к себе? А то я все на ногах…

— Нет-нет, что ты! Не дай Бог, еще Блиц почует.

— Что? Как ты сказал?

— Блиц, овчарка, ты ведь знаешь моего пса, правда? Он такого шума наделает!.. Тут и сторож, чего доброго, проснется… И потом…

— Значит, я не могу… хоть несколько дней…

— Побыть здесь, у меня? О, дорогой мой Аппашер, конечно, конечно!.. Для такого друга я… Ну как же! Послушай… ты уж меня извини, но как быть с собакой?

Такой ответ смутил Аппашера. И он решил воззвать к чувствам этого человека.

— Ведь ты плакал, маэстро, плакал совсем еще недавно, там, на кладбище, произнося надгробную речь, перед тем как меня засыпали землей… Помнишь? Думаешь, я не слышал, как ты всхлипывал? Слышал!

— О, дорогой мой, не говори… у меня тут такая боль. — И он поднес руку к груди. — О Боже, кажется, Блиц!..

И действительно, из-за двери донеслось глухое, предупреждающее рычание.

— Подожди, дорогой, я только зайду успокою эту несносную тварь… Одну только минуточку, дорогой.

Он, как угорь, быстро скользнул в квартиру, захлопнул за собой дверь, хорошенько запер ее на засов. И все стихло.

Аппашер подождал несколько минут, потом шепотом позвал:

— Тамбурлани, Тамбурлани!

Из-за двери никто не отозвался. Тогда он легонько постучал костяшками пальцев. Ответом ему была полная тишина.

Ночь все тянулась. Аппашер решил попытать счастья у Джанны — девицы доброй души и легкого поведения, с которой он не раз проводил время. Джанна занимала две комнатушки в старом густонаселенном доме далеко от центра. Когда он туда добрался, был уже четвертый час. К счастью, как это нередко бывает в таких муравейниках, дверь подъезда оказалась незапертой. Аппашер с трудом вскарабкался на шестой этаж — он так устал от кружения по городу.

На площадке он в темноте без труда отыскал нужную дверь. Тихонько постучал. Пришлось постучать еще и еще, прежде чем за дверью послышались какие-то признаки жизни. Наконец до него донесся заспанный женский голос:

— Кто там? Кого это принесло в такое время?

— Ты одна? Открой… это я, Тони.

— В такое время? — повторила она без особого восторга, но со свойственной ей тихой покорностью. — Подожди… я сейчас.

Послышалось ленивое шарканье, щелкнул выключатель, повернулся ключ, и со словами: «Чего это ты в такую пору?» — Джанна открыла дверь и хотела тут же убежать в постель — пусть сам за собой запирает, — но ее поразил странный вид Аппашера. Она ошарашенно оглядела его, и только теперь сквозь пелену сна до ее сознания дошла явь.

— Но ты… Но ты… Но ты…

Она хотела сказать: но ты же умер, теперь я точно помню. Однако на это у нее не хватило смелости, и она попятилась, выставив перед собой руки — на случай, если он вздумает приблизиться.

— Но ты… Но ты… — И тут из ее горла вырвался крик. — Уходи!.. Ради Бога, уходи! — заклинала она его с вытаращенными от ужаса глазами.

А он все пытался ей объяснить:

— Прошу тебя, Джанна… Мне бы только немного отдохнуть.

— Нет-нет, уходи! И не думай даже. Ты с ума меня сведешь. Уходи! Уходи! Ты хочешь весь дом поднять на ноги?

Поскольку Аппашер не двигался с места, девушка, не спуская с него глаз, стала торопливо шарить на комоде; под руку подвернулись ножницы.