– Так что же делают стрельцы, солдаты, дворянские сотни в тылу?!

С горечью писал Афанасий Лаврентьевич: «Я покинут в самых дверях неприятельских, а которым ратным людям по твоему указу со мною быть велено, и во все лето государев указ не исполнен, в городах ратные люди и запасы полковые задержаны». С гневом он писал о воеводе Полоцка и особенно о князе Хованском, который держит армию не у дел, вместо того чтобы попытаться решить исход войны.

Закончив писать, воевода запечатал письмо и с надежным гонцом отправил его к Юрию Никифорову. А уж тот сумеет передать послание воеводы государю.

Никогда не простит таких писем худородному Ордину-Нащокину воевода Хованский.

Но что же случилось с Гердой и Хенриком Дрейлингами? Как уже говорилось, Герда сама легла на мокрую траву, готовясь отдаться психически невменяемому шантажисту. Более того. Сказав с презрением: «Лучше я сделаю это сама, хоть одежда целее будет», девушка расстегнула теплый плащ, пояс и стащила вниз с себя мужские лосины, обнажив бедра.

– Боже мой, какой позор! – бессильно прошептал потрясенный Хенрик Дрейлинг.

Рижский купец явно не ожидал такого поведения от дочери, убитый горем, он не соображал, что своей покорностью перед насильником Герда спасает Хенрику жизнь. Казалось, за одно утро Дрейлинг постарел на много лет.

– Молчи, старик! – рассердился капитан Иоганн Шталкер на Хенрика.

А вот Герду Шталкеру вдруг стало жаль. Он совсем запутался, ведь его Гунта в прежнем воплощении никогда так себя не вела. Барон понимал, что его действия никому не приносят счастья, но не понимал, как лучше вести себя, чтобы воссоединиться с любимой.

Чтобы подбодрить скорее себя, чем Герду, он сказал:

– Придет время, сама будешь жаждать моих объятий и терять голову от страсти.

Герда молча лежала на мокрой траве неподалеку от двух трупов. Казалось, она настолько презирает Шталкера, что ей даже не стыдно лежать перед ним с обнаженными бедрами. Хоть курляндец еще не овладел ею, девушка, застигнутая мужчиной в таком виде, считалась навеки опозоренной.

Барон испытывал одновременно сексуальное желание и стыд, он и страстно хотел ее, и в то же время не решался прикоснуться к любимой. Чтобы выйти из положения, он вновь пообещал:

– Уйду со службы, уеду к себе в имение. Будешь там жить со мной, возьму в жены.

– Доченька, выходи за него замуж, – подал голос убитый горем отец. – Хоть станешь баронессой, вместо позора в чести окажешься.

Девушка молчала. Она лишь поднялась с мокрой травы, вновь натянула мужские лосины на бедра и обхватила колени руками.

Создавалось впечатление, что к Шталкеру вновь возвращался разум. Он уже вроде бы сожалел о своем ультиматуме.

– Я буду тебе верным мужем, – почти молил он Герду. – Стань моей женой – и сделаешься дворянкой. У тебя в поместье будет множество рабов, ты сможешь блистать на балах у герцога Курляндского, твои дети будут аристократами, перед ними откроются двери королевских дворцов.

Девушка даже не удостоила его ответом.

– Простите меня! – обратился Иоганн к купцу. – Я понимаю, что вел себя недостойно. Но я не виновен, ваша дочь околдовала меня, хотела она этого или нет.

Внезапно купец произнес слова, которые потрясли Герду:

– Да, я вас понял!

После паузы Дрейлинг добавил:

– Но вы видели мою дочь голой и теперь как порядочный человек обязаны жениться на ней.

– Только этого я и хочу, – обрадовался Шталкер. – Клянусь, я сделаю все возможное, чтобы она была счастлива, готов исполнять любые ее капризы! А я не могу больше жить без моей колдуньи!

И тут Герда не выдержала. Она возмущенно спросила у отца:

– Это что же, мне, по-твоему, теперь всю оставшуюся жизнь придется терпеть этого насильника?!

– У тебя нет выбора, – сурово сказал Дрейлинг. – Я говорил тебе – беги! Теперь же ты обязана выйти замуж за мужчину, которому дозволила видеть себя обнаженной.

– За что мне такое наказание, Господи?! Чем я тебя прогневала?!

Лучше бы Герда не говорила этих слов. Любящий барон исчез. Разум Иоганна Шталкера снова помутился. Все тот же немигающий взгляд, неподвижные глаза. Он подошел к Герде, положил руки ей на бедро, чтобы дернуть вниз за лосины и вновь оголить ее.

Внезапно на дороге показался всадник. Он целенаправленно приближался к ним, потом вдруг остановился. Это был Воин Афанасьевич, он был ошеломлен. Чудесная девушка, которая снилась ему по ночам, сидела на траве, а бывший офицер российской армии, предатель Иоганн фон Шталкер, по-хозяйски держал руки на ее бедрах, словно имел дело с публичной девкой. При этом красавица не противилась, не пыталась даже кричать. Воин Афанасьевич буквально застыл. В тот момент он не обратил внимание даже на то, что рядом с Гердой валяются два трупа. Казалось, что мир перевернулся, белый свет стал молодому человеку не мил. Внешне Воин Афанасьевич ничем не выдал своего отчаяния, но внутренне чувствовал себя так, словно упал с обрыва и летит в пропасть.

Капитан Шталкер враждебно посмотрел на него: мол, чего лезешь не в свое дело! Мол, ехал бы ты своей дорогой! Пауза длилась несколько секунд. За это время в сердце Ордина-Нащокина к отчаянию добавилась обида. Он сам не понимал еще, что не просто интересуется Гердой, а полюбил ее с первого взгляда. И могло ли быть иначе? Ведь умнейший человек, Афанасий Лаврентьевич, сделал ошибку в его воспитании. Тогда никто еще на Руси не знал, как следует воспитывать дворянина, чтобы он впитал в себя все достижения западной культуры, но остался патриотом. Поручив обучение сына двум полякам, Афанасий Лаврентьевич всего лишь хотел предоставить сыну хороших учителей, дать ему образование на высоком уровне и до конца не понимал, что именно он сделал. Сам Ордин-Нащокин-старший был истинно русским человеком. Хоть и хотел он, чтобы Русь завела такую же свободу для торговых людей, как на Западе, открыла у себя школы и университеты, построила бы флот, но в то же время полагал: «Какое нам дело до иноземных обычаев, их платье не по нас, а наше не по ним».

А вот Воин Афанасьевич был воспитан именно на западной культуре. Западная одежда казалась ему удобнее русского костюма, он считал естественным вести себя по-западному, а не как русский; готов был, как в Европе, относиться к женщине, как в Европе вести себя в быту. В кого же мог влюбиться этот не такой уже и юный к тому времени молодой человек?! Естественно, в девушку, ведущую себя по-европейски. Где же он мог ее найти на Руси? В русской армии служили иноземцы, но в воинский поход они отправлялись, естественно, без жен и дочерей. В Москве существовала Немецкая слобода, где многие сотни людей ходили в западных нарядах и жили по иноземным обычаям. Но Воин Афанасьевич не был москвичом, его отец служил в провинции. В результате красавица Герда оказалась единственной немецкой девушкой из хорошей семьи, с которой он познакомился. И вот какой-то немец в шведском мундире по-хозяйски держал ее за округлости. «Лучше бы она досталась боярину Милославскому, хоть русский!» – подумал с горечью молодой человек.