Нужно переходить дальше, расширяться. Но как? Сиволап еле-еле управлялся со своим участком, и он всего лишь собирал данные и пересказывал их во время вечерней игры в мяч. Сам Байсо продумывал схемы и задания, но для этого ему приходилось запоминать сотни деталей и десятки имен.

Да и детей лучше подбирать из тех районов, где они жили.

Нужен новый человек.

И мать Бохая, Хэ Ченгуан (в переводе с китайского Ченгуан — утренняя, легкая), тоже оказалась непростым человеком. Когда Байсо представлялся ее сыном, он не знал, что фамилия Хэ входит в сотню старейших семей города со сложными правами наследования полей. Если вдруг ее захотят навестить родственники мужа, то увидят внезапно воскресшего сына, не похожего на умершего ни внешностью, ни возрастом. Сейчас Бохаю было бы пятнадцать лет, несчастная женщина помнила его ещё маленьким и потому легко приняла Байсо, но не все же в семье Хэ сумасшедшие.

Ненужный риск, ненужное внимание… Пока Байсо решил не беспокоиться об этом. Во-первых, он перевез мать в другое место, во-вторых, не похоже, что Хэ часто навещали свою невестку. И к тому времени, когда они захотят её проверить, возможно, Байсо уже сможет решить эту проблему.

Сейчас ему нужны были люди. Умные толковые дети, которые хотят зарабатывать и умеют держать язык за зубами.

— Бохай! — в комнату вошла Ченгуанг. Байсо про себя называл её «мать Бохая», так как не хотел даже мысленно обижать маму Роу. — Ты хорошо покушал? Там осталось ещё немного риса.

— Спасибо! Ты же знаешь, еды достаточно. Не нужно беречь рис, поешь нормально.

— Да я привыкла есть по чуть-чуть. Опять сидишь? Может, погуляешь? Сегодня не так и холодно.

— Я позже погуляю, — бросил Байсо. Как она всё же отвлекала и раздражала чрезмерной заботой. Мама Роу заботилась незаметно, без излишней навязчивости, но при этом Байсо всегда чувствовал её любовь и тепло. Может, он злился из-за того, что мать Бохая видела не самого Байсо, а воображаемого сына?

— Сынок, может, поучим иероглифы? Помнишь, раньше ты любил рисовать их, — улыбнулась женщина и провела пальцем по воздуху невидимые линии, — это ноги, руки, крыша, а вместе — небо, что людей всех выше.

— Точно! — Байсо вдруг озарило. — Школа! Ма… мама, ты ведь хорошо знаешь грамоту?

— Твой отец научил меня нескольким иероглифам и иногда писал мне записки.

— Хочешь учить детей? Может, откроем школу?

— Учить? Но я не учитель. Кто доверит это женщине?

Но Байсо уже не слушал. Это была отличная идея. Школа — это возможность собирать детей в одном месте без подозрений, там можно оценить их ум и характер. Там же можно раздавать задания и выдавать плату. У школы лишь один минус — если их заподозрят, то легко смогут поймать. Но кто догадается, что за Зимней Цаплей стоит ребенок? Даже Сиволапу Байсо потихоньку вдалбливал мысль, что Цапля — это некий взрослый, присланный самим императором, чтобы принести в Ваньшань справедливость, а Байсо — всего лишь помощник, который передает слова Цапли остальным.

Первым делом мальчик занялся поиском помещения. В этом районе очень удачно пустовал один из складов, в него обычно складывали добытые огненные камни, но лишь после того, как основные склады неподалеку от шахт будут заполнены. Так как после последнего каравана, забравшего всю добычу, прошло немногим более полугода, нужный объем ещё не был достигнут. Сторож уверял, что месяца четыре склад не будет никому нужен.

Столы, письменные принадлежности, бумага — всё это в городе было в небольших количествах и стоило огромных денег. Особенно бумага и тушь. В Ваньшане их не делали, а завозить было дорого.

Может быть, Зимняя Цапля смог бы решить эту проблему, но Байсо не хотел привлекать к школе ненужное внимание. Все переговоры вела мать Бохая. Мальчик сумел убедить женщину в необходимости учебы, и та с азартом присоединилась к новой затее сына.

В конце концов Байсо решил, что дети могут писать и углем, таким черным камнем, который оставлял четкий след на ткани, бумаге и дереве. В шахтах он также встречался, но его отдельно никто не добывал. Уголь хорошо горел и давал тепло, но также пачкал воздух и стены дома. Огненный камень был гораздо удобнее.

Если из какого-то дома в Ваньшане валил черный дым, все соседи знали, что там люди дошли до крайней бедности, раз не могли найти крохи Ки на обогрев жилья.

Учиться писать можно на старых тряпках, потом стирать и снова брать в школу. Вместо столов Байсо взял длинные доски и поставил их на каменные подпорки. За одним таким столом могло уместиться до десяти человек.

Несколько книжек мальчик достал через Кривого. Увы, это были не специальные книги для детей, а случайный набор свитков, по какой-то причине завалявшийся в лавках торговцев. Там были записи о разведении лупоглазов и их дрессировке, старые легенды о возникновении Пропасти и Небес, рассуждения о природе зависти — самая толстая и самая занудная книга из всех. Но учить читать можно и по этим текстам.

Еще Байсо пришлось изрядно потрудиться, чтобы уговорить местных отправить своих детей в школу. Многие не понимали, зачем это нужно, ведь ребенку шахтера все равно не стать чиновником, другие боялись, что в школе будут выманивать из ребенка Ки или заставлять воровать еду. Но внезапно сработала фамилия Хэ.

В представлении горожан сто старейших семей с рождения купаются в роскоши, едят мясо и белый рис каждый день вволю, и у них даже есть лишние деньги. Хотя по сравнению с обычными жителями представители старых семей всего лишь не умирали с голоду.

Так что с подачи Байсо местные решили, что мать Бохая открывает школу просто ради развлечения. А раз она не будет брать с них денег, то пусть дети поиграют на её складе. Если бы фамилия Хэ не сработала, Байсо бы пришлось пообещать подкармливать учеников, но это грозило бы ему полным разорением.

Первые несколько дней мальчик наблюдал за учениками: кто понимал пользу от учебы, кто быстро уставал, кто как себя вел во время перерыва, у кого были лидерские задатки, а кто любил играть в одиночку.

Мать Бохая не умела учить вовсе. Она тыкала пальцем в написанный иероглиф и бубнила что-то про крыши, небеса и прочие составляющие, её даже слушать было тяжеловато. И начала она учить не с самых простых иероглифов в две-три черты, а сразу со сложных, на которые по первости и взглянуть-то страшно. Какой смысл изучать иероглиф «весна» и говорить про одну из его частей — «солнце», если дети еще не знают иероглифа «солнца»? Поэтому многие дети переставали ее слушать и принимались черкать углем просто так, ради развлечения.

Но в итоге Байсо заприметил одного подходящего человека. Во-первых, тот внимательно слушал даже тот бред, что несла мать Бохая, и старательно вырисовывал все линии. Пару раз Байсо заприметил, как этот человек перед началом занятий на снегу чертил выученные иероглифы. Во-вторых, он знал всех местных детей и пользовался у них авторитетом. Умело организовывал игры во время перерыва и останавливал начинавшиеся драки парой слов. В-третьих, у него была хорошая память.