– Мадам, его милость король просит вас прислать своих дочерей в Вестминстер на Йолетид, чтобы они сопровождали королеву.

Сердце Елизаветы воспарило. После скучных месяцев, проведенных в Хейтсбери, поехать ко двору – как это будет восхитительно! Она видела, что и сестры думают так же, даже четырехлетняя Бриджит. Они все с надеждой воззрились на мать, молясь, чтобы та не отвергла приглашение.

Королева колебалась, глазами быстро пробегая письмо, и хмурилась. Елизавета догадалась, что она размышляет, не опасно ли отдавать оставшихся у нее детей в руки короля.

– Прошу вас, миледи, разрешите нам поехать, – попросила Елизавета.

– Это высокая честь, – вступил в разговор капитан Несфилд, тоном подчеркивая, насколько почетным для недостойных бастардов он считает такое приглашение.

Мать собралась было возразить, но промолчала, сложила письмо и убрала его в карман. Елизавета задумалась: что же в нем было? Новые заверения в благонамеренности, предположила она.

– Мне нужно время подумать, – сказала мать. – Я дам ответ после того, как поищу наставления у Господа.

– О миледи… – хором выдохнули Елизавета, Сесилия и Анна.

– Имейте терпение, – строго одернула их мать. – Капитан Несфилд, будьте добры, позаботьтесь о том, чтобы посланца короля накормили. – С этими словами она встала и удалилась в часовню.

Сестры были на грани отчаяния. Они ничем не могли себя занять – так им хотелось услышать, что мать отпускает их ко двору. Казалось, прошло много часов, прежде чем королева вернулась.

– Я решила, – сказала она. – Вы все можете ехать.

– Спасибо вам! – хором отозвались девочки и едва не запрыгали от восторга.

Начались суматошные сборы. Среди общего воодушевления Елизавета не забывала о матери, которая останется одна в компании горничных и капитана Несфилда. Для нее Рождество будет унылым.

– Вы уверены, что с вами все будет хорошо? – спросила она.

– Да, – заверила ее мать. – Не беспокойтесь, капитан Несфилд получил разрешение, чтобы меня навестила ваша тетя Мэри, леди Риверс. Мы, две вдовушки, поутешаем друг друга.

Это известие обрадовало Елизавету. Значит, она может отправляться ко двору с чистой совестью.

Королева Анна выглядела нездоровой и гораздо старше своих двадцати восьми лет. Елизавета не могла поверить глазам, увидев, как та изменилась за прошедшие шесть месяцев. Тетя была худа и бледна, тень себя прежней, на ее осунувшемся лице читалась печать горя. Тем не менее она приняла племянниц с добротой и любезностью, особенно Елизавету, к которой проявила исключительную милость и обращалась с нею как с сестрой. Но печаль ее то и дело прорывалась наружу. Ни приятная компания, ни помпезная радость праздничных торжеств не могли исцелить рану в ее сердце, нанесенную потерей сына.

Вскоре Елизавета услышала, о чем шептались между собой придворные дамы королевы. Печально качая головой, они говорили, что Анне недолго осталось пребывать на этом свете. Елизавета любила свою тетю, и ей было грустно видеть, насколько та поглощена трагедией и при этом храбро старается вести себя как обычно.

Глубокое горе сказалось и на Ричарде. Он выглядел изможденным и угрюмым. Елизавета понимала, что, помимо борьбы с тяжестью утраты и тревоги за здоровье жены, ему все время приходится оглядываться через плечо и следить, не затевают ли враги поход против него. Тем не менее он встретил Елизавету радостно и тепло обнял. Она почти ощутила любовь к нему. Это был дядя, которого она знала. Только бы ей увериться, что он не обманывал ее.

Рождество отмечали с большой пышностью. Было много пиров, пения и танцев. Ричард словно хотел показать всему миру, какой он великий и могущественный правитель. Елизавета и ее сестры с энтузиазмом включились в общее веселье, хотя они видели уныло сидящую на троне Анну и рядом с нею погруженного в тяжкие раздумья Ричарда. Через какое-то время Елизавета, кружившаяся в танце, поймала на себе его пристальный взгляд.

Во время церемонии вручения подарков в день Нового, 1485 года Ричард вручил Елизавете две прекрасно иллюстрированные книги. Одна была переводом на французский «Утешения философией» Боэция, а вторая – «Роман о Тристраме из Лионесса» сэра Томаса Мэлори, автора знаменитой «Смерти Артура», одного из самых любимых ею литературных произведений.

– Эти две книги я ценю более других, Бесси, – сказал Ричард, – и хочу, чтобы они были у вас. Берегите их, как берег я.

Елизавета была тронута подарком и тепло поблагодарила дядю. Еще сильнее она обрадовалась, когда утром праздника Двенадцатой ночи в покоях королевы появился паж с тяжелой, завернутой в дамаст посылкой для нее. Водрузив свою ношу на кровать, паж удалился, и Елизавета прочла приложенную к подарку записку:

Я буду рад, если Вы наденете это на сегодняшний вечерний пир. Ричард R.[20]

Сесилия вошла в комнату и стала наблюдать за тем, как ее старшая сестра разворачивает дамаст и вынимает из свертка великолепное платье пурпурного бархата с горностаевой оторочкой по широкому воротнику и манжетам.

– О! – воскликнула Елизавета. – Как изысканно!

Сесилия, разинув рот, благоговейно глядела на подарок.

Не сразу осознала Елизавета его значение.

– Вы знаете, Сис, что пурпур могут носить только королевские особы? Означает ли это, что Ричард считает меня законнорожденной?

– Как он может? Если он признает вас таковой, то тем самым выдаст себя как Узурпатора.

– Ну и что? Если я появлюсь сегодня в этом платье, люди будут изумляться.

– И пускай! Просто наслаждайтесь их восхищением. Вы будете выглядеть ослепительно. Хотелось бы и мне иметь такое платье.

– Вы можете взять мое серебристое, – предложила Елизавета.

Сесилия оказалась права. Елизавета в новом платье смотрелась прекрасно. На завышенной талии его поддерживал широкий белый атласный пояс, а шлейф грациозно развевался следом. У Елизаветы не было украшений, чтобы надеть на шею, и она оставила ее голой; эта простота шла ей. Свои длинные волосы цвета меди она носила распущенными, как и подобает девушке.

Когда Елизавета вошла в Вестминстер-Холл в сопровождении сестер, которые попарно шли позади нее, все повернули к ним голову. Она прокладывала себе путь мимо моря лиц – некоторые глядели на нее восхищенно, иные завистливо, кто-то просто таращил глаза – и держала голову высоко, как королева, каковой ей и следовало быть. Только начав подниматься по ступенькам на помост, где стоял главный стол, она взглянула на королеву Анну и поняла, что на той точно такое же платье. Это настолько потрясло Елизавету, что на мгновение она застыла как вкопанная, а потом присела в реверансе, чтобы скрыть смущение. Когда она наконец осмелилась поднять глаза, то увидела, что Анна милостиво улыбается ей, хотя в глазах ее стоит знакомая печаль. Рядом с королевой сидел