было: лагеря ди-пи в Европе часто бывали довольно благоустроенными, они не шли ни в какое сравнение с концлагерями.

Еще мигрантов очень раздражала австралийская практика разлучать семьи: мужчин отправляли на работу куда-нибудь далеко (и женщин тоже, если они считались главными добытчицами в семье), а их родные оставались в мигрантском лагере. Многим труднее всего было переносить даже не саму тяжелую работу, а внезапную разлуку с семьей, ведь им приходилось на время разрывать единственную живую связь, которая сохранилась у них после отъезда из Европы. Жены с маленькими детьми оставались сами по себе, часто в пересыльных центрах, оборудованных в «изолированных бывших лагерях для солдат или летчиков, вроде Гаулера и Вудсайда в Южной Австралии. За сомнительную привилегию этой разлуки беженец обязан был еще и платить по три фунта в неделю». Например, Леонид Верцинский не мог понять, почему ему нужно разлучаться с женой и маленькой дочерью, когда его отправляли на работу на стекольный завод[541].

Спустя примерно год жены с детьми обычно воссоединялись с главой семьи или где-нибудь в глубине Австралии, в сельской глуши, или (уже после истечения срока контракта) в городе. Юного Николая Коваленко отправили в Мельбурн чинить дороги, его младшую сестру – в Канберру, работать в государственной типографии, а отца – в Южную Австралию, где он работал механиком на военной базе. Его мачеха и 11-летний брат оставались в лагере для мигрантов в Новом Южном Уэльсе, пока не появилась возможность переехать в Аделаиду к отцу семейства. Отца Наташи Нил (урожденной Гинч) отправили на работу в Мангалор (в штате Виктория), а Наташа и ее мать оставались в мигрантском лагере Грета в Новом Южном Уэльсе. Через некоторое время они переехали из Греты в Нагамби (километрах в двадцати от Мангалора), чтобы оказаться поближе к отцу Наташи. Там они жили в гостинице, куда мать устроилась горничной, а отец на велосипеде приезжал к семье на выходные. Отца Алекса Селенича отправили сельскохозяйственным рабочим в Джилонг (работодателем была компания International Harvester), Алекс и его мать переезжали из одного мигрантского лагеря в другой, побывали, в числе прочих, в Бонегилле и Коуре, а потом перебрались в Джилонг, где его мать нашла работу в гостинице, и отец, когда мог, приезжал к жене и сыну на такси[542].

По условиям двухгодичных контрактов, мужчин отправляли рабочими на угольные шахты и в каменоломни, на лесозаготовки, строительство железных и автомобильных дорог, гидроэлектростанцию в Снежных горах, а позже и на сахарные плантации в Квинсленде. Последние, по воспоминаниям крестьянина с Украины Василия Гвоздецкого, были страшным местом: ему казалась невыносимой жизнь в палатке и постоянные укусы москитов. На размещение в палатках жаловались многие. Группа мигрантов из Прибалтики – в основном инженеры, школьные учителя и студенты университетов – пришли в ужас, когда их поселили в лесозаготовительном лагере в палатках, хотя представитель местного профсоюза и сказал им, что рабочие-австралийцы живут точно в таких же условиях, да и палаточное размещение «отвечало принятым стандартам: по два человека в палатке, полы из твердой древесины, возможность принимать душ (три душевые кабины)». После того как мигранты пожаловались на палатки, с ними согласились поменяться несколько австралийских рабочих, занимавших полуразвалившийся сарай из четырех помещений, где не было кухни, уборной и мест для хранения вещей, и сочли, что остались в выигрыше. Прибалты скромно не признавались, что хотят жить в лучших условиях, чем их сотоварищи-австралийцы, но потом демонстрировали свое культурное превосходство, выступая с хоровым пением в передаче местного радио[543].

Работа в Снежных горах тоже была сопряжена с трудностями, но, во всяком случае, спустя годы многие мигранты вспоминали это место добрыми словами. Там работали многие русские – позже журнал-летопись «Австралиада» составит далеко не полный список, в котором будут указаны имена 100 бывших рабочих гидроэлектростанции. Впрочем, не все русские сознавались в том, что они русские (Александр Соломс, уроженец Орла, превратился в латыша, а другой хорошо известный русский взял себе еврейскую фамилию Абрамович). Бывшая русская эмигрантка Тамара Макеева, которой предстояло прожить 16 лет вместе с мужем-строителем в городе Джиндабайне неподалеку, в один из первых дней в Снежных горах повстречала друга детства – Николая Доннера, с которым познакомилась в 1944 году в русском скаутском лагере в Германии (она приехала туда из Польши, а он из Югославии)[544].

Другой проблемой стало членство в профсоюзах. Лейбористское правительство заявляло, что вступление в профсоюз – «важнейшее условие приема в австралийское сообщество», и даже сделало этот пункт одним из основных принципов австралийской иммиграционной политики. Неудивительно, что либералы, возглавившие кабинет министров в начале 1950 года и относившиеся к профсоюзному движению несколько прохладнее, смотрели на этот вопрос не столь однозначно. Министр иммиграции, либерал Гарольд Холт, заявил, что, по мнению правительства, «профсоюзное движение в Австралии следует поддерживать, и что людям, принадлежащим к той или иной профессии, в целом следует вступать в соответствующие союзы», но подчеркнул, что правительство нисколько не одобряет попытки затаскивать туда людей насильно, и добавил, что написал в журнале New Australian статью, в которой разъясняет специально для иммигрантов обе стороны такой позиции[545].

Но иммигранты далеко не всегда желали вступать в профсоюзы, да и профсоюзы не всегда хотели их принимать. В глазах иммигрантов-антикоммунистов австралийские профсоюзы выглядели непривлекательно, особенно союзы «синих воротничков», имевшие крепкие связи с коммунистической партией Австралии. С другой стороны, и в профсоюзах, особенно близких к компартии, склонны были видеть во всех перемещенных лицах своих потенциальных ненавистников и протофашистов[546]. Взаимное недоверие иммигрантов и профсоюзов очень беспокоило лейбористскую партию, и эта проблема стала предметом своего рода политического футбола. Колуэлла тревожило враждебное отношение профсоюзов к его любимым прибалтам, в его личном архиве сохранилось множество газетных вырезок с материалами, посвященными этой теме[547]. Когда Федерация горняков, в которой задавала тон коммунистическая партия, вынесла резолюцию против найма мигрантов из Прибалтики и Польши на все угольные и сланцевые рудники Австралии, Колуэлл назвал это решение весьма прискорбным; сбитый с толку австралийский Совет профсоюзов вынужденно дистанцировался от данной резолюции[548]. В палате представителей парламента, зачастую с ясным намерением смутить лейбористов, не раз поднимали вопрос, почему ди-пи не хотят вступать в профсоюзы. Например, представитель либералов из Виктории, напористый антикоммунист Джо Галлетт адресовал министру Холту риторический вопрос, не объясняется ли их нежелание вступать в профсоюзы или поддерживать лейбористскую партию Австралии тем, что ряд профсоюзов контролируются коммунистами и что в лейбористской партии Австралии, которую поддерживают профсоюзы, немало тех, кто симпатизирует коммунистам