Транспортник летел низко, чтобы локатор не нашел. Убедившись, что у парней все в порядке, я отвернул и пошел обратно к аэродрому. Изучить расположение я успел, где склад топлива, видел, и сделал один заход, паля из пушек. Полыхнуло красиво. Второй заход делать не стал, зенитчики начеку, побыстрее ушел, нагоняя транспортник, однако найти не смог, видимо, разминулись в темноте. Ладно, надеюсь, парни долетят, жаль, связи нет, времени настраивать рации не было. Так, разогнавшись до крейсерских пятьсот километров в час, я поднялся на километр и летел в сторону Крыма. К своему аэродрому.

Добрался нормально, снизившись при приближении и на подлете с ходу пошел на посадку, выпустив шоссе. Переполох, поднявшийся на аэродроме, мне не помешал, полоса была чистая. Подкатил к полуземлянке штаба полка, заглушил двигатель. Выбравшись наружу, встав на крыле, я посмотрел на техников, около двух десятков, что, вооружившись тем, что попало под руку, бежали ко мне. Они опознали, что за машина к ним в гости прилетела, однако я остановил помыслы парней, крикнув механику нашего борта:

– Ефимыч, принимай аппарат. Отобрал у англичан. Извини, парни погибли, но я парашют свой привез. Подотчетное имущество.

Меня стащили с крыла, стали хлопать по спине, проявляя свою радость, подошел дежурный по полку и наспех одетый комполка. Я тут же вытянулся и доложился:

– Господин полковник! Бортстрелок борта номер сто три, второй эскадрильи, фельдфебель Вершинин с боевого вылета вернулся. Был сбит над Плоешти, выпрыгнул, остальные члены экипажа погибли при прямом попадании зенитного снаряда в кабину самолета. После приземления уничтожил экипаж бронетранспортера. Захватив боевую машину, смог отбить у румын экипаж подпоручика Яроша. Совместно добрались до военного аэродрома англичан. Экипаж поручика Яроша на трофейном транспортном самолете «Фиат» в данный момент летит сюда, примерное прибытие через час. Я угнал английский истребитель. За время нахождения на территории уничтожено больше тридцати англо-румынских солдат и офицеров, у некоторых забрал удостоверения военнослужащих. Экипаж подпоручика Яроша, попав в плен, был сильно избит, требуется медицинская помощь. Доклад закончил, фельдфебель Вершинин.

Полковник тут же стал командовать:

– Очистить полосу, подготовиться осветить полосу Ярошу. Фельдфебель, за мной, опишешь подробно, как вы смогли выбраться и технику угнать.

– Есть.

Я метнулся в кабину и достал трофеи, нагоняя полковника. Когда мы спустились в помещение штаба, я сказал:

– Господин полковник, поговаривают, вы большой любитель охоты. Это, конечно, не охотничья винтовка, но, надеюсь, в вашей коллекции займет не последнее место, – протянул я ему английскую винтовку «Ли-Энфилд». Ну и отдал ремень с подсумками и боезапасом.

Тот был приятно удивлен, поблагодарил, сообщил, что такой винтовки у него действительно нет.

Техники уже укатили истребитель, убрав в пустой капонир, а я за полчаса устно все описал, только не стал касаться расстрела гражданских. Не поймут, так что, когда писал рапорт, сдав документы уничтоженных солдат, об этом не упомянул. Парни же были не в том состоянии, чтобы понять, что происходит. Может, и поняли, но промолчали. Надеюсь, и тут будут молчать.

Полковник сообщил, что, похоже, я стану полным кавалером Георгиевских крестов, будет представлять на первую степень. Я стану восьмым полным кавалером этой награды. Ну и пообещал добиться выплаты за трофей. Тут я удивился. А разве за них платят? Оказалось, за целую технику – да. Задумался. За «Ланкастер» мне не заплатили. Почему, у полковника можно и не спрашивать, кто-то плату в свой карман положил, твари.

Тут шум моторов стало слышно, полосу осветили, и «Фиат» со второго круга, сбросив скорость, совершил посадку. Самолет в капонир убрали, а экипаж Яроша уже ждал полковой врач. Так что их сразу в санчасть увели. Полковник опрашивать подпоручика сам туда ходил. Ну а я, прихватив трофеи, в землянку направился. Офицеры и нижние чины у нас в разных проживают, в нашей десять бортстрелков располагалось. Душевая у столовой работала, сдал грязный комбинезон, все сдал, получив свежее белье, после помывки отправился отсыпаться.

Полковник не обманул, пусть треть стоимости истребителя, но я получил. Правда, не наличностью, в Государственном московском банке был открыт счет, и деньги положили туда. На мое имя. Снять можно будет только после окончания войны. У государства пока туго с наличностью. Главное, чековую книжку выдали. Четыре с половиной тысячи рублей. Так-то должно было меньше быть, но самолет оказался экспериментальный, оборудованный локатором. Еще бы, сам выбирал.

Его уже разобрали, погрузили на железнодорожную платформу и отправили вглубь страны, дальше в тыл. Парни за «Фиат» тоже получили, но куда меньше, где-то по тысяче на нос.

Был и военный корреспондент, через три дня после нашего возвращения прибыл за сенсацией. Я красочно все описал, опять-таки бойни не касаясь, мол, отбил своих на подъезде к городу, расстреляв охрану. Парни подтверждали. Ну и сообщил, что провели оценку истребителя, обещают выплату. И напомнил про «Ланкастер», сообщив, что за него ничего так и не получил. Как-то странно указы императора исполняют.

Через пару дней прочитал газету, она ростовская, все подробно описано, фотография нас четверых, трое других с плохо замаскированными синяками, но о «Ланкастере» и о том, что выплаты я за него не получил, ни слова. Пресса продажная. Видимо, цензура сработала.

Следующие две недели проходили как обычно, я снова стал безлошадным, летал на подменах. Слухи ходили, что мы оставшиеся машины передадим другому полку и отправимся на пополнение, у нас осталось семь самолетов, но пока не дергают.

Бои идут, англичане хотят Крым взять, бои страшные, но пехота держится. Нашим еще две дивизии на усиление подкидывают и два полка панцирей. Вроде все как обычно, но прибыло двое жандармов при конвое, четверо солдат и начались опросы. Я поначалу и не понял, что интерес их именно ко мне, тонко работали, а тут вызвали в штаб и арестовали, сняв ремень. Предъявили обвинение в массовом расстреле гражданских, а это военное преступление. Похоже, информация дошла до наших, наверное, румыны в газетах написали. Оказалось, нет, штабс-ротмистр, что за мной прибыл, пояснил. Румыны вполне официально подали заявление нашему правительству, попросив разобраться. Найти и наказать виновных. Наши стали рыть как никогда. Я в шоке, бей своих, чтоб чужие боялись.

Я стоял на своем: ничего не знаю, не участвовал, но мои показания особо и не нужны были, так как раскололись двое из экипажа Яроша. Вот тот меня приятно удивил, твердил одно, мол, был без сознания, ничего не видел и не помнит. Подписывать ничего не будет. Двое остальных, ротмистр их расколол, только и строчили все, что помнили. Этого вполне хватило, полковник разводил руками. Тут работала военная прокуратура.