— Ну, теперь мы сами в розыске, — сообщил матери, отсмеявшись. — Тебя обвиняют в покушении на короля. Меня — в пособничестве. Новость дня во всех газетах! Интересно, оправдают нас твои коллеги? Или решат избежать скандала?

— Не передергивай!

— Как скажешь.

— Куда ты собрался, Эд?!

Мать привстала, и мне пришлось остановиться на полпути.

— Хочу запить услышанное элем. А тебе нужно отдохнуть.

— Я следила за ней эти два года.

Слова застали меня у самой двери. Нехотя обернувшись, вопросительно посмотрел на мать.

— Не сама, разумеется, но через проверенного человека. Ее нового хозяина.

— Нового хозяина?

— Да. Когда прежний умер, она почувствовала зов наследника, но сопротивлялась. Однако стоило вернуться в столицу, тот объявился сам. Младший брат ее бывшего владельца. По законам Хастарии, девчонка была его вещью, собственностью. И королю ничего не оставалось, как отменить приговор о повешении.

— Представляю, как это его бесило.

— Нет, не представляешь. Он пытался перекупить рабыню, осознав свою же ошибку. И снова получил отказ. В этот раз Ясмина попала к Вардису, обладающему огромным состоянием и ненавидящему правящую семью всем сердцем. У них с королем свои счеты с молодости. Вардис был очень сильным магом-зельеваром, являлся дальним родственником правителя Карашара. Никто не осмелился идти против него, даже Прал иг Сивар решил смирить свой пыл и ждать.

— И ты контактировала с этим Вардисом?

— Да. Обещала помощь в обмен на хорошее отношение к рабыне и периодические отчеты о ее жизни. Он высмеял меня. — Мама поджала губы и слегка вскинула голову. Похоже, она до сих пор вспоминала то унижение. Как и многие власть имущие, она не привыкла к отказам. — Тогда я уехала, решив, что сделала все, что могла. А спустя месяц получила первое письмо, где Вардис очень скомканно сообщал об успехах его ученицы Ясмины на поприще зельеварения. Неожиданно он оказался хорошим человеком. Дальнейшие письма приходили нерегулярно, всего их было шесть. Получив последнее, я была озадачена. Вардис сообщал, что болен, просил о встрече. Вместо описания успехов Ясмины он говорил о некоем важном открытии и каре богов, которая непременно настигнет всех нас.

— И что же ты?

— Не сразу, но решила приехать. — Мама устало прикрыла глаза. — Кроме того, я хотела увидеться с нашим информатором, имевшим доказательства предательства Раена. Но старик умер раньше, чем мы встретились. Девушка пропала, а люди принца схватили меня прямо в доме Вардиса.

— Принц знал, что ты приедешь, — уверенно заключил я. — Знал, что Хакарк женится и поедет домой через лес. Знал, что я буду тебя искать, и подставил нас. Слишком много знаний для того, кто действует самостоятельно.

— Ноги растут из Лавитарии, — кивнула мама, устало вздыхая. — Раен лишь соучастник, для мозга заговора он слишком глуп.

— Тебе нужно поспать. — Приблизившись к матери, помог ей лечь и укрыл, подоткнув одеяло. — Нельзя в таком состоянии расплетать паутину, сотканную врагами. Они шли к этому не один день, и нам не следует торопиться.

Уже закрывая двери, услышал тихое «Я люблю тебя, сын». Слабо улыбнувшись, почувствовал, как бесследно тает непонимание между нами. Мама всегда стремилась к власти, слыла высокомерной стервой и обожала строить козни при дворе. Но кому, как не мне, знать, что за внешней холодностью и безразличием скрывается сердце, полное благородства, любви и сочувствия к страждущим?

Сжав кулон в виде крохотного ворона, я прикрыл глаза и мысленно кликнул Ругха. Ворон был далеко и отозвался не сразу.

Проснулась я отдохнувшей и бодрой. Ноги болели, но уже гораздо меньше. Открыв глаза, поморгала и с удивлением поняла, что вокруг царит глубокая ночь. На темном небе сияли яркие звезды, землю мягко освещала практически полная луна. Пахучие кусты с мелкими белыми цветочками гнул к земле довольно сильный ветер.

Странно, но холодно мне не было. Оглядевшись, поняла почему: даже травинки рядом не шевелились, будто кто-то раскинул надо мной невидимый шатер.

От удивления остатки сна слетели, как не бывало. Медленно обернувшись, хотела позвать своих спутников и наткнулась на немигающий взгляд супруга. Серые, немного мерцающие и так похожие на волчьи, в темноте его глаза пугали до икоты.

— Который час? — нервно спросила я, чтобы разбавить жутковатое молчание. Не самый умный вопрос, но ничего уместного в голову не пришло.

— Поздно, — хрипло ответил Хакарк.

«Поздно для нас? Поздно подлизываться? Поздно вернуть все назад?..» — сразу задумалась я. Мысли ворочались неповоротливо и тяжело. На душе тоже было неважно: сумрачно, тоскливо.

— Я все проспала, — шепнула, подразумевая много больше, чем просто дневной сон.

— Если ты имеешь в виду ужин, то шардигар оставил твою порцию у огня.

Муж отвечал без тени эмоций, спокойный, как удав. Безразличный, чужой. Неужели действительно поздно? Или он просто не понял моей попытки признать вину? Хоть и частично, но все же…

— Я не хочу есть. Мне… — оборвала предложение на полуслове, собираясь с силами. Гордость пробралась в горло, перекрыла кислород, не давала не то что говорить — дышать. Как же тяжело иногда признавать ошибки! Проще задохнуться, честное слово.

Муж по-своему истолковал мое смущение.

— По нужде хочешь?

— Да нет же! Какой ты твердолобый! Извиниться пытаюсь.

Мы умолкли. Я была слегка обескуражена тем, как неумело попыталась вернуть хрупкий мир, а Хакарк наконец-то моргнул, вызвав у меня вздох облегчения.

— Ты обозвала меня твердолобым, женщина, — хмуро повторил муж.

— Глупости какие, — отмахнулась я. — Ты не уловил главного! Я попросила прощения.

— Нет, не попросила, — задумчиво, тише, чем прежде, ответил Хакарк. Тон его изменился, взгляд тоже. Но понять, хорошо ли это, я не могла.

— Да вот же, только что! — Громко вздохнув, возвела взгляд к небу, умоляя богов о терпении, и снова уставилась на супруга. — Ты просто не слушал.

— Не было этого. Не хочешь извиняться — тогда спи.

— Да с чего мне вообще просить прощения?! — Мой голос зазвенел, разрезая ночную тишину. Тут же проснулся стыд, и продолжила я практически шепотом: — Это ты сказал, чтоб я катилась на все четыре стороны.

— И что?

Хакарк снова моргнул.

— Обидел меня, вот что!

— Ты сама хотела уйти, — припечатал муж.

— Хотела бы — ушла бы, — шмыгнула носом я. — А я здесь! Почему, спрашивается?

— Потому что у тебя ноги обожжены после пустыни, — хмыкнул Хакарк.

— Ненавижу тебя! — прошипела, чувствуя, как подступают непрошеные слезы. — Завтра же уйду!