Экшн откашлялась и после сигнала зашептала:

– Привет, это я.

Раньше у нее никогда не было подруги, которой она могла бы сказать эти три слова. Экшн даже не представляла себе, как это важно, что другой человек узнает тебя, откуда бы ты ни позвонила: с обычной улицы по соседству, из Тибета, лесов Западной Виргинии или из вагона скоростной подземки. Экшн надеялась, что слова «Привет, это я» останутся для нее с Ренатой паролем на всю жизнь.

– Я нашла в траве телефон и решила нарушить первую заповедь лагеря «Стоунфейс». Думаю о тебе целый день. Надеюсь, у тебя все в порядке. У меня странное чувство, будто с тобой что-то неладно. Может, ты сбежала с цирком или ударилась в религию… Не перезванивай, я сейчас отдам телефон руководству лагеря, так полагается. Лучше… напиши мне письмо. Скажи, что у тебя все в порядке. Я буду ждать…

Второй сигнал прервал ее на полуслове. Рената всегда утверждала, что Экшн оставляет самые длинные сообщения. Экшн хотела снова набрать номер и закончить, но она дала себе слово, что позвонит только один звонок.

«Люблю тебя, – подумала она, – моя любовь крепче камня».

В палате номер четыреста семьдесят семь отделения травматологии Массачусетской больницы общего профиля Салли Майерс открыла глаза.

«Т-а-а-к, – подумала она. – Странно».

Явно больница, сама Салли распростерта на кровати, обе руки подсоединены к каким-то приборам, которые мигают и пищат. Справа белая занавеска, закрывает ее от кого-то, или наоборот. Салли попыталась не поддаться панике, хотя понятия не имела, как оказалась в больнице. «Давай, думай! – приказала она себе. – Медленно и осторожно». Однако на ум ничего не пришло.

Салли боялась пошевелиться: вдруг не получится? Она лежала неподвижно, лишь водила глазами по комнате, пока не заметила боковым зрением скорчившуюся на стуле слева фигуру. Салли повернула голову. Шея побаливала, но действовала. Это… Майлз? Он спал и громко храпел.

Охо-хо. Чего такого она натворила, чтобы проснуться в больничной палате с Майлзом? Майлз, Майлз. По-прежнему пробел в памяти.

Прошла минута, впрочем, может, и не минута, просто один из приборов пропищал пятьдесят или шестьдесят раз, наверное, считал удары сердца. Значит, сердце бьется. Салли решила пошевелить руками. Повернула запястье. Правое двигалось свободно, но вся левая сторона онемела и казалась чужой, словно протез. Салли опустила взгляд. Рука вроде ее. Салли потрогала левую руку правой. Собственное прикосновение она почувствовала, но рука не двигалась.

В ту же минуту в палату вошли люди. Женщина, мать Салли, громко охнула. За ней шел отец, а за ним появился темнокожий мужчина, который возвышался над родителями Салли, словно над детьми. Пьер. А он что тут делает? Насколько Салли помнила, она не видела его нигде, кроме бара.

Мать бросилась к кровати и схватила Салли за неподвижную руку.

– Ты пришла в себя! Сестры сказали, что, судя по показаниям на мониторе, ты очнулась.

Отец бодро хлопнул в ладоши. Он тренировал футбольную команду Род-Айлендского университета.

– Я знал, что ты выкарабкаешься!

Неуверенно приблизился Пьер. Он чувствовал себя не в своей тарелке вдали от шумного бара с въевшейся грязью и пивом, от своего кабинета с черными кожаными диванами и компьютером, на котором играл в «тетрис», пока юнцы в зале напивались в хлам и толкались на танцполе.

– Привет, красавица! – сказал он.

Салли повернулась к маме, своей прекрасной маме, которая преподавала классическую музыку в школе, надевала очки с бифокальными линзами, чтобы прочесть список продуктов, и в свое время так сильно волновалась и переживала за трех старших братьев Салли, что у нее хватило ума оставить дочь в покое и не вмешиваться в ее жизнь. Работа в баре? Прекрасно. Серфинг? Рада за тебя. Сплав на понтонной лодке по Амазонке? Жизнь только одна. Глаза Салли наполнились слезами. Ей привиделось, что мама умерла. В своем сне Салли ехала по пыльной дороге, заметила в зарослях белый крест и остановилась, чтобы взглянуть поближе. Оказалось, что крест поставили в память о ее матери. Салли закричала: «Погодите! Мама, я выхожу замуж!»

– Детка, как ты себя чувствуешь? – спросила мама.

– Ничего не понимаю, – призналась Салли.

Крест ей не приснился, он существует на самом деле. Но как такое возможно? Мама жива и стоит рядом с кроватью.

– Что я здесь делаю?

– Ты занималась серфингом на Нантакете, и произошел несчастный случай, – объяснил отец. – Ты сильно ударилась головой и какое-то время была под водой.

– Совсем недолго, – добавила мама.

– А где я сейчас?

– В Массачусетской больнице в Бостоне. Нам позвонил Пьер. А твой друг… – Мама кивнула на стул, где спал Майлз. – Твой друг был уже здесь, когда мы приехали.

– Майлз, – пробормотала Салли.

Внезапно, как гром среди ясного неба, вернулась память. Майлз заехал за ней с этой девушкой, Ренатой, самой милой и красивой из всех, кого Салли встречала. Такой юной, такой невинной и чистой. Тот крест был в память о ее матери. Она опустилась на колени и поцеловала крест.

– Врачи говорят, что все обойдется, – сказала мама. – Возможно, какое-то время тебе будет тяжело двигаться, но мозг не поврежден.

– Слава богу! – воскликнул отец.

– Ты поправишься, куколка, – заверил Пьер.

– А Рената здесь? – спросила Салли. – Она приехала с Майлзом?

– Кто? – переспросила мама.

Салли смотрела, как Майлз храпит на стуле. Ей хотелось закричать: «Разбудите его! Спросите, здесь ли Рената?» Впрочем, Салли уже знала ответ. С какой стати Ренате приезжать к ней в больницу?

Итан Аркейн не мог уснуть. Рядом с ним ровно и глубоко дышала во сне его жена Эмили. Сыновья спали в своих комнатах; в крепком доме, который Итан построил сам, было тихо. Из открытого окна спальни изредка доносилось блеянье коз. На ужин Итан и Эмили ели обжаренные на гриле стейки со свежей кукурузной сальсой и негибридными помидорами с соусом песто. Можно позволить себе такое пиршество, если живешь на ферме, где выращивают овощи. Итан слишком много выпил – они с Эмили разделили бутылку австралийского «шираза» из долины Баросса, потом он один выпил вторую бутылку, не обращая внимания на хмурый взгляд Эмили.

Итан так и не смог рассказать жене, что днем приходила Маргарита, хотя Брендон громко объявил:

– А папа сегодня познакомил меня со своей старой знакомой!

Эмили измельчала в блендере базилик, чеснок и кедровые орехи.

– Правда? С кем это?

К счастью, Брендон вышел из кухни.

– Да так, она приходила на ферму, еще когда я мальчишкой помогал Долорес.