свадьбе. Потом стали выясняться подробности, которые, в конце концов, дали относительно четкую картину. Первое, что выяснилось, – Виктор заставил Вику согласиться на этот брак под угрозой шантажа.

Я сделала паузу и обвела участников взглядом. Никто не шелохнулся.

– Вам это, конечно, известно. Не знаю, каким образом, но вы сами это выяснили. Возможно, даже узнали, в чем состоит суть шантажа. Вы поняли, что Виктор вцепился в вашу дочь мертвой хваткой одержимого, а она согласится на что угодно, лишь бы не навредить своей репутации и сохранить карьеру.

– Что нам оставалось делать? – вдруг воскликнула Маргарита Юрьевна. – Этот урод держал ее за горло, как бульдог! Неужели вы бы не сделали все от вас зависящее, чтобы освободить собственного ребенка от такого кошмара? Скажите мне, какой у нас был выход?

– Обратиться в полицию, черт побери, – встрял Кирьянов, – шантаж – это уголовно наказуемое преступление.

Все трое застыли, словно эта мысль никогда не приходила никому из них в голову.

«Ну что за люди! – подумалось мне. – Из-за глупых стереотипов предпочтут замарать руки чудовищным преступлением, но не обратятся в полицию».

– Я не согласен с тем, что вы говорите. Но даже если и предположить – подчеркиваю, предположить, – что это правда, то в случае обращения в полицию эта грязная история с Викой обязательно где-нибудь всплыла бы, – высказался Владимир Павлович, – Тарасов, хоть и немаленький город, но слухами полнится быстро.

– Все лучше, чем убийство. Хотя у вас, вероятно, свое понимание о защите детей. – Я тут же мысленно укорила себя за эту реплику. Провести параллель между сегодняшним происшествием и проступком Владимира Павловича во времена его службы было жестоко.

Старик опустил голову и уставился в сцепленные на весу ладони.

– Скорее всего, вы хотели сначала решить вопрос мирно, но вам не удавалось поговорить со своим будущим зятем. А по мере приближения свадьбы Вика нервничала все больше. Наверное, вам невыносимо было смотреть на ее страдания. И вы решили действовать, рассудив, что с таким человеком, как Виктор, по-хорошему не договориться.

Я отпила глоток полуостывшего кофе из чашки, которую мне предложил Кирьянов. У него был отвратительный кислый привкус. Я поморщилась и вернула чашку обратно.

– С самого начала расследования меня мучил один вопрос. Почему здесь? Логичнее было бы выследить Виктора в городе – продумать пути отступления и алиби на худой конец. Но свидетели показали, что Виктор избегал встреч с вами. В гости не приезжал, по телефону не звонил, делами вашими не интересовался. Да и жил совершенно в другом районе, а адрес вам был неизвестен. Так вы вошли в поле моих подозрений, потому что у остальных гостей была возможность встретить жениха в Тарасове. По большому счету и вам не составило бы труда заморочиться и отследить его.

– Мы даже не знали, где он работает, – вставила Маргарита Юрьевна.

– И тем не менее, это возможно. Но тут взыграла оскорбленная гордость, и вам захотелось свести счеты с обидчиком дочери красиво. Не знаю, что стало последней каплей. Но судя по тому антуражу, с каким вы обставили убийство, предположу, что на решительный шаг вас толкнула внезапная встреча с Виктором на улице города. Вы увидели его с другой девушкой, а в руках она несла цветы. Молодые люди вели себя как влюбленные. И вы поняли, что Виктор ни во что не ставит Вику, и что, если сейчас, до свадьбы, он встречается с другими, значит, будет продолжать вести себя подобным образом и в браке. Никому не хочется видеть своего ребенка несчастным.

Николай Сергеевич сжал кулаки. Я била точно в цель.

– Виктор увидел вас на той прогулке и поспешил свернуть в проулок. Но опоздал – вы его заметили. По сути, в этот день он подписал себе смертный приговор. Избалованный неуч, которому все в жизни легко дается – и деньги, и девушки, и слава. Никчемный выходец из самых низов, который считал всех людей вокруг дерьмом, который относился к вашей дочери как к вещи, которую можно если не купить, то отобрать. Понимаю всю глубину вашего гнева. Отсюда и символизм на месте преступления: лепестки роз как символ его измен и пачка купюр в глотке, которыми, по вашей задумке, он мог подавиться. Потому что честь и жизнь за бабки не купишь.

– Господи, – пробормотал Кирьянов, вглядываясь в ожесточенные лица родителей невесты.

Маргарита Юрьевна перестала плакать и посмотрела на нас с вызовом.

– Некоторым уроки впрок не идут. Воспитания не хватает. Приходится ставить таких на место.

– Около тела я нашла влажную салфетку, пахнущую ягодной отдушкой. Очевидно, вы вытерли орудие убийства. На фотографиях, сделанных в вашем доме фотографом, я заметила пачку таких салфеток. Согласна, это не веское доказательство, но еще одна деталь на чашу весов.

– Смешно, – проговорил генерал, – куча совпадений, и ничего более.

– Вова…

– Погоди, Рита. – Старик выставил руку, делая женщине знак помолчать. – Извините мою подругу, она мать. То, что она говорит – это последствия пережитого шока от смерти дочери. Но, по факту все, что вы говорите сейчас, – это лишь ваши домыслы. Ни один суд не станет это рассматривать в качестве веских доказательств.

– Улики бывают и косвенные, – возразила я, – но вы правы, нам необходима железобетонная улика. Например, орудие убийства.

– Которое, как я знаю, нашли у другого человека, – поспешно встрял генерал.

– Да. И вот тут мы подходим к самому интересному. Дело в том, что нож нашелся в самый последний момент у Дениса Цветова. Молодой человек сразу сказал мне – «нож подбросили».

– И вы, конечно, поверили, – стараясь казаться скептичным, перебил меня генерал.

Он сложил руки на груди и нахмурился.

– Поверила по двум причинам. Во-первых, если кто-то прячет у себя орудие убийства, вряд ли он будет стоять с ним посреди комнаты с распахнутой дверью, так что любой проходящий мимо номера смог бы его увидеть. А во-вторых, он был последним, кого я могла заподозрить в убийстве Виктора. Да, к Виктору у него были претензии. Можно сказать, был мотив. И тем не менее, избавиться от ненавистного друга на острове даже ему в голову не пришло бы. Он каждый день видел его в клубе, знал расписание – возможностей отправить Виктора