Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шесть дней он провел почти без сна. Пока Оушен и Сюзи дрыхли в салоне, ему было не расслабиться — конечно, он позволял себе подремать, но не дольше часа зараз. Сон срубает его обычно с четырех до шести утра. За все время они ни разу не принимали душ, заскорузли, пованивают немытым телом.
Но вот что случается на седьмой день.
Рассвет, спокойное море. Гэвин с чашкой чая в руках и гудящей от недосыпа головой поднимается по трапу в кокпит и сразу чувствует: что-то не так! Спинной мозг подает сигнал: «Опасность!» Он оглядывается по сторонам и вдруг слышит жалобное, отчаянное поскуливание. Сюзи!
Не раздумывая, он бросается на звук: у правого борта болтается Сюзи, запутавшись в защитной сетке, которую он специально установил для ограждения. Ее тело выгнуто, перекручено, наполовину свешивается над морем.
— Господи, что же это! — Гэвин роняет чашку.
Задние лапы запутались в сетке, как будто собака пыталась перелезть через ограждение. Что пришло в собачью голову? Хотела добраться до птенца олуши? Или решила поохотиться за его мамой?
— Сюзи! — кричит он, — держись, моя псинка, держись!
От его криков Сюзи начинает извиваться еще больше, стремясь освободиться от пут. Он подбегает как раз в тот момент, когда она освобождает лапы.
— Нет! — кричит он, но собака уже летит за борт и падает в воду, подняв фонтан брызг.
Не веря своим глазам, он смотрит на нее сверху вниз.
— Оушен! — орет он не своим голосом. — Быстро сюда!
Заспанная девочка появляется в проеме.
— Папа, что случилось?
Он хватает ее за руку, тащит в кокпит.
— Сюзи упала за борт, — бормочет он, заикаясь. — Стой здесь, не сходи с этого места, поняла? И указывай мне на Сюзи. Пальцем. Нам нельзя терять ее из вида.
Оушен, роняя слезы, кивает головой.
— Это моя работа, папочка?
— Да!
Сюзи в панике, пытается плыть за яхтой, но расстояние между ними стремительно увеличивается. Гэвин быстро спускает грот и стаксель, продолжая кричать: «Плыви, Сюзи, плыви!» Руки трясутся, его захлестывает слепая паника, — как тогда, во время наводнения, — сердце бьется в горле, из глаз текут неудержимые слезы.
Оушен застыла в кокпите, пальцем указывает на собаку.
Он спрыгивает в кокпит, пытается завести мотор. Тот скребется, прокручивается, глохнет.
— Ну давай же, заводись! Давай!
Раздается знакомый кашляющий звук, мотор пробуждается к жизни. Получилось! Гэвин разворачивает яхту и медленно ведет ее в сторону плывущей собаки. Теперь и он видит Сюзи: голова над водой, лапы работают в бешеном темпе. Он начинает сбрасывать скорость, медленно-медленно, четыре-три-два-один, совсем медленно.
— Оушен теперь отойди в сторону.
Он ставит двигатель на нейтраль, и яхта зависает практически без движения — скоро он уже сможет схватить собаку. Гэвин перегибается через ограждение, повисает над водой, готовясь вытащить ее из моря таким же образом, как поднял с асфальта раздавленную игуану на Кюрасао: одной рукой взять за загривок, другой — за крестец. Собака плывет прямо на него, в ее глазах стоят слезы, а из груди вырываются такие жалобные рыдания, что он начинает молиться. Где-то сзади Оушен визжит что-то неразборчивое.
И вот Сюзи оказывается прямо под ним, он резко выбрасывает вперед правую руку, хватается за загривок, тянет вверх. Опускает левую руку на собачью спину — и начинает тащить. Но шерсть Сюзи намокла, и собака гораздо тяжелее той игуаны. К тому же, когда он отрывает Сюзи от воды, собака начинает корчиться, рычать, скалить свои акульи зубы: вне себя от ужаса, она отбивается, трясет лапами, пытаясь нащупать под ними опору, и вдруг выгибается в его руках тугой дугой. Она очень сильная, его Сюзи, она вырывается из хватки Гэвина и снова ныряет под воду.
На палубе Оушен рыдает, не своим голосом зовет: «Сюзи!»
Он находит голову Сюзи, но ему нужно отвернуться, чтобы снова завести двигатель. Когда Гэвин выпрямляется, собаки на поверхности воды нет.
— Господи, Сюзи, где же ты? — В отчаянии он вертит головой.
Потом краем глаза замечает собаку по левому борту, она плывет к корме, и она явно устала. И снова он переводит двигатель на нейтраль. И снова, перегнувшись через перила, смотрит на Сюзи. Их взгляды встречаются.
— Ну давай же, не подведи меня! Давай, моя девочка, не сопротивляйся, я тебя вытащу! Спокойно!
И снова он тащит вверх тяжелое тело, ему удается приподнять ее над водой. Но мех Сюзи слишком скользкий, и она уже очень устала. Гэвин усиливает хватку, и из собачьего горла вырывается крик боли: Сюзи что-то повредила себе при падении, может быть, сломала пару ребер. Он слегка ослабляет захват, но так ему собаку не удержать. Сюзи стонет в его руках, но Гэвин не отпускает ее, он не собирается сдаваться, он копит силы для следующего рывка.
И тут в борьбу вступает море: мягко, но настойчиво оно вытягивает собаку из рук Гэвина, тянет ее в сторону. И Сюзи на стороне морской стихии — она лягается, вырывается, хрипит, дрожит от шока и усталости, как будто просит: «Отпусти меня! Хватит!» Гэвин перехватывает руки, хватает ее за передние лапы, собака взвизгивает от боли, он тянет ее за мех, приговаривая: «Сюзи, милая, ну давай же, давай!» Но, видимо, она сильно ушиблась во время падения, и силы ее на исходе.
— Сюзи!
Но собака выскальзывает из его рук, оставляя на ладонях лишь клочья мокрой шерсти, и через секунду волны сходятся над ее головой, и вот уже на поверхности воды ничего нет.
Глава 21
ПЕСНЯ
Мама-олуша наконец-то вернулась с зажатой в клюве маленькой серебристой рыбкой. Прямо на палубе она разрывает рыбку на части, глотает, а затем извергает полупереваренную пищу обратно в клюв птенчика. Гэвин и Оушен, потрясенные смертью Сюзи, наблюдают за этим процессом почти равнодушно. Они избегает смотреть друг на друга, а Гэвин снова занимается самоуничижением. Это он во всем виноват, дурак старый. Решил самостоятельно пересечь океан, как же! Полный идиот. Вот Клайв — хороший моряк… Эх, им бы с Клайвом стоило дойти сюда давным-давно, когда они еще были молоды… Эх. Тогда все было бы по-другому.
Начинают появляться птицы, значит, до земли уже недалеко. Чайки, фрегаты кружат над морем, прозрачные кальмары выпрыгивают из воды. В воздухе уже чувствуется запах суши, ощущение близкого берега. У них все есть: и вода, и еда, и даже топливо еще осталось, но радость жизни ушла. Они не чувствуют голода, не хотят спать.