круг, хотя и не держатся за руки друг друга, и таким образом кружатся по залу мерным шагом, по временам ударяя своими ногами о пол и вдруг подпрыгивая. Этот танец совершается во время илляхи, выполняемого уже двумя старцами, сидящими по левую сторону шейха. Во время пения крики «я Аллах!» и «я Ху!» вдвойне возрастают и переходят в страшный вой. Крики испускаются всеми дервишами вместе. Когда дервиши начинают останавливаться от видимого изнеможения, шейх проходит между ними, выделывая в то же время насильственные движения, и таким образом возбуждает их к новым усилиям. После этого выходят на середину два старца, которые удваивают быстроту шага и возбуждение тела, чем еще более возбуждают зиккиров, которые танцуют до изнеможения сил.

Четвертая сцена сменяется пятой и последней. Она самая ужасная из всех. В это время зиккиры приходят в состояние бешенства, которое они называют экстазом, – халь. Во время этого религиозного исступления они хватают раскаленное железо. У рифайя на стене зала по правую сторону шейха висят обыкновенно тесаки и другие острые металлические инструменты. Перед концом четвертой сцены два дервиша снимают восемь или девять из этих инструментов, накаляют их докрасна и несут к шейху. После произнесения над ними молитв и после призывания имени пира Ахмеда ар-Рифайя он дует на них и, поднесши к устам, отдает эти инструменты тем дервишам, которые с величайшим усердием просят их. Дервиши, объятые бешенством, схватывают их, смотрят на них с нежностью, лижут, кусают, кладут их в рот и держат там до тех пор, пока раскаленное железо не остынет совсем. Те, которым не удалось получить раскаленного железа от шейха, с яростью схватывают холодные тесаки, кинжалы, висящие на стене, и поражают ими свои бока, руки и ноги.

Замечательно, что вследствие бешенства, по словам д’Оссона, дервиши с видимой веселостью переносят все раны, каким подвергаются в это время. Если кто из них падает под страданиями, те выносятся на руках своих собратьев, не выражая ни малейшего признака болезненного чувства473. Спустя несколько минут после этого шейх обходит зал, посещает каждого зиккира, дует на его раны, натирает их своей слюной, произносит над ними молитвы и успокаивает, что раны скоро заживут474. Этим и заканчивается зикр рифайя.

Из представленных описаний видно, что разница в совершении зикра у мевлеви и рифайя незначительна, и она нисколько не нарушает их общего дервишского характера, который заключается в том, что как рифайя, так и мевлеви смотрят на движения и действия, обнаруживаемые ими в конце своего зикра, как на проявление и самое лучшее доказательство видимого присутствия в них сверхъестественных «спиритуалистических» сил; вместе с тем они считают эти действия заслугою пред Богом. Зикр остальных орденов разнообразится по своему совершению лишь в том отношении, что зикр одних орденов похож на зикр мевлеви, а зикр других – на зикр рифайя. И туркестанские дервиши в отношении зикра представляют собою подобное же явление. Так, те туркестанские дервиши, которые совершают зикр тайно, в молчании (накшбанди), напоминают собою мевлеви. Вот как совершают они свой зикр. Собираются человек десять-одиннадцать дервишей в зал своего муршида; все рассаживаются в правильный круг на полу, шейх между ними; предварительно читают из Корана и «Месневи Шериф»; затем наступает глубокое молчание; это дервиши совершают тайный зикр; во время молчания муршид подползает тихо к каждому дервишу, передает зикр и прислушивается к груди его, чтобы узнать, производит ли надлежащее действие на душу дервиша совершаемый зикр. Около каждого дервиша муршид останавливается в течение пяти-семи минут. Прослушавши всех, участвующих в зикре, он садится на свое место. Зикр оканчивается фатихой и продолжается обыкновенно часа два. Тайный зикр туркестанских дервишей состоит из слов: «Ио Ху! Ио Ман Ху!», «Ля Илляха Илляху», «Субхон Алло! Альхамдуль Илля». Этот зикр не сопровождается только никакой музыкой и верчением, как это делается у мевлеви. Зикр туркестанских джагрие, совершающих его вслух, похож на зикр рифайя; только у туркестанцев он менее сложен и не сопровождается кровопролитием. Зикр туркестанских джагрие состоит из слов «Ля Илляха Илляху», «Алла!» и «Ху!». Для сравнения его с зикром рифайя я опишу здесь зикр самаркандских джагрие, у которых он называется иначе «джагр». Эти дервиши совершают свой зикр в небольшой мечети, пристроенной к знаменитой мечети Самарканда, называемой Шахи-Зинда. Пред началом обряда все дервиши идут в самую мечеть Шахи-Зинда и здесь, рассевшись у стен на замечательно большом ковре, внимательно слушают, как один из старейших между ними декламирует нараспев стихи из «Месневи Шериф» – Мевлеви. Получивши вдохновение от этого чтения, все дервиши чинно спускаются по громадной лестнице в ту мечеть, где предполагается джагр и где уже сидит в ожидании на своем месте в михрабе (на западной стороне мечети) их шейх. Пришедши в зал и раскланявшись пред шейхом, дервиши рассаживаются в круг недалеко от него; около круга или внутри него становится сархалка (глава круга) и, с разрешения шейха, начинает громко, нараспев, декламировать стихи в честь Бога – Халд, затем в честь Мухаммеда – Нахт и, наконец, стихи, где рассказывается о суетности мирских благ, – рубаи. Это – те самые, что поются и у рифайя на зикре. Сидящие в круге, раскачиваясь сзади наперед, начинают что есть силы, под такт сархалка выкрикивать горлом слово «Ху» (он) наподобие блеяния барана, как говорят сравнительно сами дервиши; крик их делается все сильнее и сильнее, так что запевала (сархалка) становится едва слышен. Когда на лицах и теле кричащих появится большой пот и им становится совершенно трудно кричать сидя, они, не прерывая своего рычания, поднимаются на ноги и, не расстраивая круга, продолжают еще сильнее кричать «Ху!». В то же время они не перестают раскачиваться сзади наперед, и так как в этот момент сархалка стоит уже посередине круга, то все участвующие в зикре надвигаются на него все ближе и ближе. Сархалка видимо старается не только сильнее воодушевить, но и перекричать всех дервишей, подставив правую ладонь к щеке. Так продолжается до тех пор, пока кто-либо из участвующих, выйдя окончательно из сил и придя в бессознательное состояние, не начнет самым ужасным образом рычать «Ху». Тогда обряд на несколько минут прекращается. В начале джагра шейх сам принимает участие в нем, вертясь или, лучше, вытанцовывая по-сартски в центре круга то в прямом, то в согнутом по пояс положении и тем самым подавая пример к тому же своим подчиненным; а если они почему-либо лениво исполняют экзерциции или совсем не исполняют их, он без церемонии толкает их к кругу и тем самым побуждает к