Если попросить Хаббазу украсть чашку и отдать Шаруру, неизвестно, чем это кончится. Можно ли доверять вору? Он ведь может пообещать помочь Шаруру, который проявил к нему милость, а потом сбежать с этой чашкой и отдать ее своему богу. Ведь именно Энзуаб приказал выкрасть ее?

Хорошо. Допустим, он отдаст проклятую чашку Шаруру, и что с ней делать? По-хорошему, надо вернуть ее великим богам Алашкуррута. Так будет проще всего и безопасней. Только вот Шарур пока не знал, нужна ли ему такая простота. Очень привлекала мысль разбить чашку и выплеснуть из нее силу богов. Шарур настрадался от них, почему бы теперь не пострадать богам Алашкуррута?

Он взглянул на отца и понял, что того занимают те же вопросы. Хаббазу тоже приметил на их лицах задумчивость.

— Господа мои, — деликатно проговорил он, — я вижу, вам хотелось бы обсудить этот вопрос между собой, прежде чем сообщить мне решение.

— Хорошо бы, — сказал Шарур. — А пока мы будем его обсуждать, ты не улизнешь случайно, так что мы тебя больше не увидим?

Хаббазу поклонился.

— Возможно и такое, — сказал он, широко улыбаясь.

Тут в разговор опять встрял призрак деда:

— Лучшее, что ты можешь сделать, это стукнуть проклятого вора по голове и бросить тело в канал. Скучать без него никто не станет.

— Нет, призрак моего дедушки, так не пойдет, — решительно сказал Шарур. Больше он ничего не стал говорить в присутствии Хаббазу. Призрак не учел Энзуаба, пославшего вора сюда. Если тот исчезнет, бог просто пришлет другого вора, и вот его-то Шарур узнать уже не сможет.

— Сын прав, призрак моего отца, — сказал Эрешгун. Его мысли и мысли Шарура словно два ручейка расплавленной бронзы вливались в одну форму. Эрешгун подумал еще немного и обратился к Шаруру: — Думаю, у нас нет другого выбора. Пусть вор отправляется в храм. Кроме него никто не знает, какая из многих чашек в сокровищнице Энгибила служит вместилищем силы богов Алашкурри. Если ему удастся выкрасть ее, тогда и подумаем, как быть дальше.

— Ты воистину мудр, отец. Я тоже не вижу другого выхода, — кивнул Шарур. Он повернулся к Хаббазу. — Ты так и так собирался в храм. Добудешь эту чашку Алашкурри. Потом будешь решать, отдавать ли ее своему богу, или нам.

Хаббазу колебался. Если бы он согласился сразу, Шарур ему не поверил бы. А так — неизвестно. Видимо, Хуббазу этого и хотел. Шарур злился и на себя, и на вора.

После долгого раздумья вор решил:

— Ладно. Отдам тебе, господин. Если бы не твое терпение, Энзуаб не смог бы прислать меня сюда. Если бы не твоя милость, Энзуаб не смог бы приказать мне отправиться в Гибил. Я не забываю свои долги и стараюсь их возвращать.

— Это хорошо, — поспешил согласиться Шарур, опасаясь, как бы вор не вспомнил о долгах богу своего города.

— Но мне хотелось бы знать о жрецах Энгибила, — сказал Хаббазу. — Ты не мог бы рассказать о том, когда они приходят, когда уходят, когда молятся и когда приносят жертвы? Хорошо бы знать об их обязанностях и ритуалах заранее, это сильно помогло бы мне.

Теперь настала очередь колебаться Шаруру и Эрешгуну. Если они расскажут вору о том, о чем он спрашивает, будет ли это предательством? Но прежде, чем они решили эту проблему, заговорил Энгибил, и его голос эхом раскатился в сознании Шарура: «Немедленно отправляйся в мой храм. Не забудь, ты подчиняешься только мне».

Глава 7

«Уже иду. Я подчиняюсь тебе», — сказал Шарур, встал и быстро вышел из дома отца, дома, в котором прожил всю жизнь. Он торопливо шагал в сторону храма Энгибила. Когда бог так говорит с человеком, ослушаться невозможно.

Видимо, Энгибил поговорил и с Эрешгуном, потому что отец не стал задавать никаких вопросов. На Хаббазу Шарур вовсе не обратил внимания, не до того было. В ушах у него все еще звучал приказ бога.

Однако пока он шел по улице Кузнецов, к нему постепенно стали возвращаться собственные мысли. Только мысли. Воля полностью была парализована великой волей бога. Хотел он или не хотел, ноги несли его к храму. Оставалось лишь посмеяться про себя над собственной глупостью. Да и вор тоже хорош! Оба они полагали, что Энгибил — сонный бог. И оба, конечно, ошибались! Энгибил легко поймал их в то время, как они составляли против него заговор. Что он может сделать? Да все, что захочет! Страх пробрал Шарура до костей, только ноги шагали себе и шагали.

Впереди вздымался храм. Жрец Буршагга уже ждал Шарура перед входом. Губы Шарура сами собой произнесли слова: «Я пришел по приказу великого бога. Я пришел по приказу могущественного бога».

— Знаю, — ответил Буршагга. — Мне приказано ждать тебя и немедленно провести к богу, как только ты прибудешь. — Он говорил ровным голосом, но в глазах плескался страх. Он привык подчиняться приказам Кимаша-лугала, а не Энгибила.

Без дальнейших разговоров жрец повернулся и вошел в храм. Шарур последовал за ним, как недавно шел за слугой Кимаша Инадапой во дворец лугала. Но визит к лугалу не пугал его так, как теперь.

Другие жрецы оставляли дела и поднимали головы, пока они шли через передний двор храма. Точно также смотрели рабы и слуги, когда Инадапа приводил кого-нибудь к лугалу. Шарур попытался прочитать по лицам жрецов, что его ждет, но не заметил ничего необычного. Почему-то это его не успокоило. Жрецы просто принимали приказы бога как должное. Никто не мог противостоять Энгибилу. Кимаш правил, отвлекая Энгибила, а не противодействуя ему.

Буршагга поднялся по лестнице к залу для аудиенций. Шарур понуро брел за ним. На этот раз навстречу им не попалась ни одна куртизанка, о чем Шарур пожалел. Было бы о чем вспомнить перед приговором.

Когда они достигли вершины лестницы, Шарур уже тяжело дышал. А что тут удивительного? Годы-то идут… Впрочем, встреть он Энгибила во дворе храма, было бы то же самое.

Буршагга отступил в сторону и кивнул на дверь: «Бог ждет тебя внутри».

Это и так было понятно. Сияние Энгибила пробивалось даже через закрытые двери. Ничего не оставалось, как собраться с духом и войти.

Энгибил восседал на обитом золотом троне. Шарур распростерся ниц перед Энгибилом. Он