— Наверное, воля бога напугала его, — скривившись, сказал Шарур. — Он-то считал Энгибила сонным богом, а вышло не так.

— Очень может быть, — сказал Эрешгун. — Честно говоря, меня тоже удивила такая прыть нашего бога. Он, оказывается, интересуется нашими делами куда больше, чем нам хотелось бы.

— Энгибил интересуется именно нашей семьей, — воскликнула Бецилим. — Я думала, это из-за чашки… Но если нет, зачем бог призвал тебя в свой храм?

Шарур все еще пребывал в некотором ошеломлении и никак не мог вернуть утраченное равновесие.

— Бог призвал меня в храм, потому что ты права. Он интересуется делами нашей семьи больше, чем мы думали, — уклончиво ответил Шарур.

— Я твоя мать. Я тебя родила, — с негодованием воскликнула Бецилим. — Не вздумай превращать мои слова в шутку.

— Мама, у меня и в мыслях не было… Я правду говорю. Энгибил вызвал меня в храм и разрешил взять взаймы у отца, чтобы заплатить выкуп за невесту, дочь Димгалабзу.

Последовало гробовое молчание. Шарур даже испугался. Первой пришла в себя Нанадират, она завизжала от восторга и бросилась опять обнимать Шарура. Тупшарру позвал рабов:

— Тащите пиво! Нет, тащите вино! Такая новость заслуживает, чтобы ее отметили особым образом.

— Действительно, новость так новость, — покачал головой Эрешгун. — Она превосходит самые смелые мои надежды. Особенно, если учесть, как ты ушел… — Он даже нахмурился, стремясь постигнуть смысл происходящего. — Интересно, что заставило бога передумать?

— И я о том же думаю, отец, — сказал Шарур. — Я ведь боялся совсем другого, да мы все этого боялись! Но теперь я не сомневался ни в нем, ни в его суждениях.

Принесли вино. Финиковая сладость смыла изо рта Шарура привкус страха, не оставлявший его всю дорогу домой. Он выпил несколько чашек. Ничего удивительного, что у него закружилась голова. Все вокруг ехало то в одну сторону, то в другую. Видимо, он еще не совсем оправился после нападения демона лихорадки. Потом его поразила встреча с вором Хаббазу на улицах Гибила. А когда Энгибил призвал его в храм, он уже решил, что в следующий раз навестит семью только в виде призрака. А тут бог вместо того, чтобы осудить его, оказал милость, и Шарур опять ощутил себя не в своей тарелке.

Эрешгун продолжал хмуриться — не от гнева, как рассудил Шарур, а от недоумения.

— Так зачем все-таки бог призвал тебя? — повторил отец, макая кусок ячменного хлеба в горшочек с медом. — Почему он так поступил?

— Наверное, он решил, что ошибался, — вмешалась Нанадират. — Может, решил, что несправедливо поступил с Шаруром и хотел загладить свою вину?

Шарура это предположение рассмешило. Он засмеялся и никак не мог остановиться. Конечно, виной тому — вино! Это оно заставляло его хохотать. Но отчасти дело было и в испытанном облегчении, это оно смеялось в нем. Ну и слова сестры его насмешили.

— Сестра, бог непогрешим! Как он сказал, так и будет. Боги поступают так, как им заблагорассудится. Они — боги, они все могут.

Нанадират надулась. Эрешгун рассудительно проговорил:

— Шарур прав. У Энгибила была какая-то другая причина. Сначала он дал четкие указания, а потом изменил их. Довольно странно…

— Но что его заставило изменить свое решение? — спросил Шарур. — Ты прав, отец, такое поведение бога по меньшей мере странно. Правда, когда я стоял в храме перед ним, я не думал ни о каких странностях.

— Это понятно, — усмехнулся Тупшарру. — Ты мог думать лишь о том, что бог с тобой сделает, а вовсе не о том, что он может сделать для тебя.

— Ты прав, брат, — согласился Шарур. — Но теперь, когда я ушел от Энгибила, я пытаюсь понять, почему бог поступил именно так.

— Какая разница — почему? — воскликнула Бецилим. — Радуйся, что все так обернулось. Радуйся тому, что он это сделал, радуйся тому, как возрадуется семья кузнеца Димгалабзу, когда до них дойдет это известие. — Мать хитро взглянула на сына. — Радуйся, думая о том, как обрадуется Нингаль, которую ты хочешь сделать своей женой, когда и до нее дойдут новости.

При мысли о радующейся Нингаль у Шарура потеплело на сердце. При одной мысли о свадьбе ему захотелось забыть обо всем остальном: и о воре Хаббазу, и о проклятой чашке из Алашкурри в храме Энгибила.

— Кто сообщит новости Димгалабзу и его семье? — спросила Нанадират. — Может, все вместе сходим? Я хочу посмотреть на Нингаль, когда она услышит.

— Это очень мило с твоей стороны, дочь моя, но спешить незачем, — снисходительно сказала Бецилим.

Тупшарру ухмыльнулся.

— Думаю, Шарур тоже не откажется посмотреть на свою Нингаль, когда она услышит такие вести.

Даже рабыня осмелилась вставить едва слышное: «Это будет счастливое время». Уж ее-то понять было легко. Когда Нингаль придет в дом, Шарур перестанет звать ее для удовлетворения своих желаний.

— Пошли прямо сейчас, — предложила Нанадират. — Плохие вести могут и подождать. А хорошим вестям все рады, их ждать не надо.

— Никогда не должны ждать важные вести, будь они хорошими или плохими, — веско сказал Эрешгун.

Шарур взглянул на отца и встретил напряженный ответный взгляд. И отец, и сын пребывали в задумчивости в отличие от остальной семьи, радующейся безоглядно. Даже рабы улыбались (хотя их радость вполне могла оказаться показной, чтобы доставить удовольствие хозяевам, хотя бы отчасти).

— Ты и вправду думаешь… — начал Шарур.

— А у тебя есть идея получше? — перебил его отец. — Хоть какие-то объяснения…

— О чем вы говорите? — нетерпеливо спросила Нанадират. — Когда мы пойдем в дом кузнеца Димгалабзу?

— Потом, — с досадой оборвал ее Шарур. — Нам с отцом надо кое-что обсудить.

Но Эрешгун помотал головой.

— Нет. Сейчас и пойдем. Поговорим позже. Если пойти прямо сейчас, бог увидит, что сделал хорошее дело. А потом можно будет спокойно все обсудить. Вряд ли мы забудем что-нибудь важное.

Шарур, соглашаясь, склонил голову.

— Это мудро, отец. Пойдем сейчас. Ты прав, потом будет достаточно времени для разговоров. Конечно, мы не забудем, о чем речь.

— О чем вы двое говорите? — повторила Нанадират. Ни Шарур, ни Эрешгун ей не