Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пожалуй, в твоем предположении что-то есть, дочь моя. Мы не должны забывать о нем, если, после обсуждения, решим, что надо продолжать преследование.
А сейчас, не подвести ли мне итог? Единственный вопрос: продолжаем ли мы или прерываем поиски, по меньшей мере временно, и пытаемся вернуться на поверхность? Разрешите мне, пожалуйста, точно сформулировать обе возможности. Я постараюсь быть кратким. Если у кого-нибудь из вас будет что добавить, вы можете свободно высказать ваши соображения, когда я закончу.
Мне представляется, что есть единственная неоспоримая причина продолжать наши поиски, и я уже касался ее. Гагарка — один из триединых пророков, получивших полномочия от Сциллы. Будучи пророком, он является теодидактом исключительной ценности, как и покойный Плотва. Именно по этой причине — и только по ней одной, — я приказал Кремню следовать за ним после его поспешного ухода. И исключительно по этой причине я продолжал преследование так долго. Потому что я — тоже пророк. Единственный оставшийся пророк, как я уже вам говорил.
— Он — один из нас, — заявила Синель. — Я была с ним в Лимне перед тем, как мной завладела Сцилла, и я очень мало помню про лодку. Мы не можем уйти и бросить его здесь.
— Я и не предлагаю так поступать, дочь моя. Прошу тебя, выслушай меня. Мы все истощены и умираем от голода. Когда, во исполнение воли Сциллы, мы вернемся на поверхность с ее посланием, мы отдохнем и поедим. Более того, мы сможем подключить к нашему поиску других. Мы сможем…
— Ты сказал, что мы могем предлагать чегой-то свое, а? — прервал его Тур. — А я могу? Могу я чего вякнуть, или ты прикажешь твоему хэму меня кончить?
Наковальня слегка улыбнулся:
— Ты должен понять, сын мой, что, как твой духовный наставник, я люблю тебя не меньше и не больше всех других. Я угрожаю твоей жизни не больше, чем закон, и ради твоего же исправления. Говори.
— Лады. Я не люблю Гагарку, но если ты хочешь вернуть его взад, то, сдается мне, ты взялся за дело не с того конца. Он хотел, чтобы мы шли в яму, помнишь? Могет быть, он туда и отправился. Мы могем пойти и посмотреть, и там есть тьма быков, которые знают эти туннели не хуже меня, так почему б не сказать им, что случилось, и не отправиться на поиски вместе с ними?
Наковальня задумчиво кивнул:
— Предложение, достойное рассмотрения.
— Они нас съедят, — объявила Синель.
— Рыба голов? — Орев перепорхнул на ее плечо.
— Ага, как ты ешь рыбьи головы, Орев. Только мы должны иметь рыбьи головы, чтобы сделать такое.
— Меня-то не съедят, — сказал ей Кремень. — И, я тебе скажу, они не съедят никого, пока я с вами.
— А теперь давайте помолимся. — Наковальня встал на колени и сложил руки перед собой. — Давайте вознесем прошение бессмертным богам, и особенно Сцилле, попросим их спасти Гагарку и нас и направить нас на путь, которым мы должны пойти.
— Мне думалось, ты больше не веришь в эту чепуху.
— Я повстречал Сциллу, — торжественно сказал Наковальня Туру. — Я собственными глазами видел величие и мощь этой великой богини. Как я могу не верить ее словам? — Он посмотрел на пустой крест, свисавший с его четок, с таким видом, как будто никогда не видел его. — Я тоже страдал на той ужасной лодке и в этих мерзких туннелях. И боялся за свою жизнь. Голод и страх направляют нас к богам, сын мой. Я давно знаю это, и просто поражен, что ты, очевидно столько страдавший в своей жизни, не обратился к ним много лет назад.
— Откедова ты знаешь, что не обратился? Ты ни хрена обо мне не знаешь. Могет быть, я святее вас всех.
Синель, несмотря на крайнюю усталость, захихикала.
Наковальня покачал головой.
— Нет, сын мой, — пробормотал он. — Этого не может быть. Возможно, я глупец. И, несомненно, я нередко бываю глуп. Но не настолько. — Потом, более громко, он добавил: — На колени. Наклоните головы.
— Птица молит. Молит Шелк!
Наковальня, не обращая внимания на хриплое вмешательство Орева, взял правой рукой полый крест и изобразил им знак сложения.
— Узри нас, о Восхитительная Сцилла, чудо вод. Узри любовь нашу и потребность в тебе. Очисти нас, о Сцилла! — Он глубоко вздохнул; в шепчущей тишине вздох показался громким криком. — О Сцилла, твой пророк растерян и охвачен ужасом. Умоляю тебя, очисти глаза мои и разум мой. Покажи мне правильный путь через лабиринт темных проходов и неопределенных обязанностей. — Он посмотрел наверх и пробормотал: — Очисти нас, о Сцилла!
— Очисти нас, о Сцилла! — послушно повторили Синель, Кремень и даже Тур.
Соскучившийся Орев взлетел и ухватился красными когтями за выступ грубого камня. В желто-зеленом полумраке туннеля он мог видеть даже дальше, чем Кремень; сейчас, вися на потолке, он мог видеть еще дальше, но все равно не видел ни Гагарку, ни Шелка. Бросив поиски, он голодным взглядом посмотрел на тело Плотвы; его манили полуоткрытые глаза, хотя он был уверен, что его прогонят прочь.
Внизу черный человек бубнил и бубнил:
— Узри нас, верная Фэа, хозяйка кладовой. Узри любовь нашу и потребность в тебе. Накорми нас, о Фэа! Голодные, мы бредем сквозь мглу, нуждаясь в твоей пище.
— Накорми нас, о Фэа! — завопили все люди.
— Речь, речь, — пробормотал себе Орев; он мог говорить не хуже их, но в подобных ситуациях от слов толка нет.
— Узри нас, жестокая Сфингс, королева войны. Узри любовь нашу и потребность в тебе. Поведи нас, о Сфингс. Мы заблудились и растерялись, о Сфингс, со всех сторон мы окружены опасностями. Поведи нас теми путями, которыми мы должны пройти.
— Поведи нас, о Сфингс, — повторили люди.
— А сейчас опустим головы, — сказал черный, — и молча попытаемся соединиться с Девятью. — Он, зеленый и красная посмотрели вниз, а грязный встал, перешагнул через мертвого и бесшумно побежал.
— Муж идти, — пробормотал Орев, поздравив себя, что обнаружил правильные слова, и, поскольку любил заявлять о своих открытиях, повторил более громко: — Муж идти!
Результат доставил удовольствие. Зеленый прыгнул на ноги и бросился за грязным. Черный вскрикнул и порхнул за зеленым, а