– Как у тебя дела?

– Я возглавляю отдел дорогого китайского фарфора в торговом центре Рича, но мне так не хватает моего магазинчика. – Гарриет рассказала мне, как устроились остальные бывшие владельцы лавочек на Персиковой улице. – Я только хотела сообщить тебе новости. На следующей неделе они начинают сносить дома. – Женщина заплакала. – Я ходила посмотреть на старые магазины. Урсула, они напоминают стариков на пороге могилы. Тебе, возможно, не захочется туда ехать.

У меня сжалось сердце. Я прижалась лбом к прохладной стене над телефонным аппаратом и закрыла глаза.

– Я должна это сделать, – ответила я.

Я переоделась в длинное платье без рукавов, которое мне сшила Лиза из хлопчатобумажного отреза с рисунком из роз. Материал я нашла на чердаке. Когда-то мама убрала его, завернув в вощеную бумагу. Мы с Лизой очень удивились, увидев, что от сырости и моли пострадал только верхний слой.

– Твоя мама хотела бы, чтобы ты сшила себе что-нибудь красивое, – заявила Лиза. – Я всегда ощущала ее незримое присутствие в этом доме и всегда знала, что она несет заряд доброты и наполняет все вокруг своей любовью.

– Я же не умею шить, справлюсь только с пуговицами.

– Я сошью.

Я посмотрела на нее с нежностью, не слишком доверяя ее портновскому мастерству, но все же согласилась. А теперь я была рада, что у меня есть платье. В этот день мне было необходимо надеть что-то запоминающееся, своего рода талисман, чтобы отдать долг уходящим в прошлое магазинам.

Я уже шла к папиному старому пикапу, когда услышала шум подъезжающей машины. Ярко-красный “Корвет” преодолел последний поворот на грунтовой дороге и въехал во двор фермы. Я нахмурилась и бросила сумочку на сиденье пикапа. Сидевшего за рулем “Корвета” я не узнала.

Это был толстый, косоглазый мужчина с двойным подбородком. Он с трудом вылез из машины, просияв мне навстречу широкой улыбкой, смахнул невидимую пылинку с рубашки-гольф и дорогих светлых брюк. На нем было множество тяжелых золотых украшений – печатки, цепочки с распятием, широкий браслет с монограммой.

– Доброе утро, как поживаете? – приветствовал он меня.

– Чем могу вам помочь, сэр?

Он кивнул как-то неопределенно, вздохнул, вытащил из машины большой черный атташе-кейс и положил его на капот. Потом поправил печатку и протянул мне мясистую руку.

– Джо Белл Уокер. Я хотел бы видеть Томми Пауэлла.

– Я его дочь, Урсула. – Мы пожали друг другу руки.

– Что вы говорите? Я много о вас слышал. Томми очень гордился своими детьми.

– Мистер Уокер, мне неприятно вам об этом говорить, но папа умер в январе.

– Нет! – Мужчина невероятно удивил меня, когда после этих слов поник, опустил голову, привалился к машине, достал из кармана белоснежный носовой платок и вытер глаза.

Я стояла и молчала, глядя на высокие дубы у ограды, гадая, какие дела могли быть у папы с этим человеком. Для того чтобы быть одним из папиных бедных художников, Уокер был слишком дорого одет, а для местного жителя слишком бросался в глаза.

– Боже, боже, – простонал мистер Уокер, спросив меня, как это случилось, и мне пришлось вкратце описать ситуацию. – Боже, – повторил он и спрятал платок в карман. Уокер махнул рукой в сторону Железной Медведицы. – Позаботься о детях Томми, слышишь меня? – обратился он к скульптуре.

– Мистер Уокер, вы художник или скульптор?

– Нет, милая, но я высоко ценю искусство и купил немало вещей в кооперативе вашего папы. Моя жена и дочери обожают флаконы для духов, которые делает Лиза. – Он протянул руку к кейсу и вздохнул. – Но сегодня я приехал по делу. Я собираю деньги для Финансового института Донэхью.

Я задохнулась от ужаса, не в силах произнести ни слова, и попятилась. Так называемый Финансовый институт Донэхью пользовался дурной славой в наших горах. Старик Донэхью и его сыновья, как говорили, до семидесятых годов управляли игорными домами от имени бандитов Дикси. За последние два десятка лет за их кланом утвердилась репутация ростовщиков-кровососов. Этот поклонник моего папы оказался рэкетиром-костоломом.

– Мой отец брал деньги взаймы?

– Да, мисс, совершенно верно. Около двух лет назад он занял десять тысяч долларов, не считая процентов. Сказал, что хочет очистить это место после неприятностей с торговцем наркотиками. Сказал, что у него есть квартиранты, которым не по карману платить ренту – те самые, что живут у вас сейчас. Они достойные, хорошие люди, и он не хотел, чтобы они съезжали. Но они не могли платить ренту, а ваш папа не хотел им говорить, что нуждается в этих деньгах. Поэтому он и занял деньги.

– И сколько он вам должен с учетом процентов?

– Пять тысяч, милая. Я терпеливо ждал с самой зимы. Томми не мог ничего заплатить. Он мне сказал, что дела идут совсем плохо и его квартиранты не могут заплатить ему ни цента. Но они ему все же помогли. Мисс Лиза отдала мне кое-какие драгоценности, Ледбеттеры отослали целый набор самой лучшей посуды жене мистера Донэхью, Освальд продал лишний мотоцикл, но этого всего оказалось недостаточно. То есть я хочу сказать, что существуют правила, и ваш папа знал о них, когда брал деньги.

Я постаралась справиться с подступившей к горлу тошнотой и навалившимся на меня страхом.

– И какое обеспечение под займ предоставил мой отец?

– Три акра земли. Вот эти самые, перед вашей фермой.

Папа определенно оказался в отчаянном положении, если рискнул землей Пауэллов. За все сто пятьдесят лет непростой истории нашей семьи мы не потеряли ни единого ее дюйма.

– Я привез бумаги, милая. Если вы подпишете их сейчас, то все будет улажено.

Я заставила себя думать, хотя голова шла кругом.

– Я могу завтра же отдать вам пять тысяч долларов наличными.

– Отлично! – Уокер смотрел на меня с радостным удивлением. – Вы уверены?

– Абсолютно. Я принесу вам деньги утром, до полудня.

Уокер присвистнул, хлопнул крышкой кейса, протянул мне визитную карточку и вытер лоб.

– Вы сняли тяжесть с моих плеч. – Он достал маленький компьютер и стилус и сделал запись. Даже старые добрые рэкетиры-костоломы освоили современные технологии.

– Сожалею, что мне пришлось потревожить вас таким неприятным делом, – сказал он. Джо Белл Уокер выглядел несколько смущенным. – Но я надеюсь, что вы принесете мне деньги. Наличными и все сразу, слышите?

– Слышу.

Он приложил руку к сердцу и попрощался. Как только его машина скрылась за поворотом, у меня подогнулись колени, как будто он и в самом деле перебил их. Я прислонилась к пикапу. Папе нужны были деньги. Он сделал все, что мог, чтобы не дать дому рухнуть и защитить своих квартирантов. Отец хотел, чтобы я могла им гордиться. Это произошло сразу после того, как я выплеснула на него мой гнев и мое презрение.