Объехал ещё с десяток магазинов. Везде встречали как родного. Мелочь, а приятно. На Кузнецком тощая и сухая, как вобла, товаровед жаловалась:

– Вместо тебя какой-то придурок приезжал. Делала заказ на коробку «Карт нуара», привёз «Максвелл хаус». Перепутал, видишь ли. А вместо «Мальборо» – «LM». Да ещё спорит: этот скорее раскупят. Ещё бы Беломор приволок…

– Это Равиль был, – сказал я. – Он по окраине работает, привык подешевле товар брать. Наверное, бланки заказов перепутал.

– “Перепутал”…

Вобла ещё долго ворчала, оформляя бумаги.

Когда вышел, часы показывали без пяти шесть. Час пик. Пробки. Я сел в машину и поехал в офис.

Пошёл мелкий дождь. Я включил «дворники», и они заплясали по пыльному стеклу, оставляя плачущие серые бороздки. За окном всё стало серым: улица, дома, машины. Пешеходы жались и прятались под козырьки остановок как бездомные собаки. Красным оставался лишь глаз светофора. В ожидании зелёного я разглядывал загрубелые пальцы, ещё сохранившие следы загара и вдруг почувствовал, просто ощутил каждой ревматично занывшей клеточкой тела, как мне не хватает солнца. Безумного знойного ослепительного…

Осатанелый рёв гудков вывел из секундного забытья. Светофор уже переключился, я зазевался на перекрёстке. Лихорадочно выжал сцепление, дёрнулся с места. Нетерпеливый лихач обогнал меня на повороте, что-то проорал мне в стекло, сопроводив междометья красноречивым «факом».

Я поднимался на гору. Пекло солнце, будто в полдень в пустыне. Мучила жажда. Когда, наконец, достиг вершины, обернулся и увидел со всех сторон пятнистые танки, ощетинившиеся стволами, хищные БТРы, вооружённых до зубов людей, замеревших в мрачном безмолвии, но готовых – я это знал – в любую секунду сорваться вперёд, но не против меня, а друг против друга. А вдалеке шумело море, но я не мог его разглядеть из-за серой армады военных кораблей, заполонивших прибрежные воды. Я знал, что должен остановить это безумие, и у меня слишком мало времени…

Громкий противный звон. Он усиливался, нарастал, заполоняя собой всё вокруг… Я разлепил глаза. На тумбочке в изголовье надрывался будильник. Хлопнул по нему рукой. Будильник упал. Звон прекратился. Я свесился с кровати, поднял. Внимательно посмотрел. Вроде, тикает. Во рту сушняк – вот он, полдень в пустыне! С трудом поднялся и пополз на кухню. Из ванной высунулась Магда. Спросила укоризненно:

– Жив?

– Едва… – прохрипел я, с трудом припоминая события прошедшего вечера.

Пили за моё второе рождение. Наверное, вышел перебор.

– Тебя привезли и сгрузили на пороге, – пояснила Магда. – Ты был никакой. Нёс околесицу. Ладно раньше, но сейчас, после всего… Снова на больничную койку захотел?

– Я больше не буду. – Покаялся я абсолютно искренне. При одной мысли об огненной воде выворачивало наизнанку.

– Иди завтракать.

– Не… Только кофе выпью.

Как ни странно, голова не болела.

– На работу-то поедешь?

– А как же! Работа дураков любит. А я самый, что ни на есть.

– Это точно, – отозвалась Магда. – Надо ж было так нализаться!

– А что я говорил?

– Да плёл, что попало, я даже понять не могла. Будто на другом языке. И пару раз назвал меня Магдалиной. Оригинально!

Неожиданно мне стало жарко, как в эпицентре пустынного полдня. Я отвернулся, чтобы Магда не видела румянца, проступившего на щеках.

– Ты-то куда собралась в такую рань?

– Вчера видела объявление, что в новый спортивный магазин требуются продавцы-консультанты. Может, возьмут? Как ты думаешь? – Её голосок взволнованно дрогнул, пальцы комкали кухонное полотенце.

– Обязательно возьмут, – уверил я. – Непременно. Даже не сомневайся.

– Твои слова, да кадровику в ухо, – улыбнулась Магда. – Какой ты у меня всё-таки… замечательный.

На улице снова сыпал дождь, что б ему провалиться… За ночь заметно похолодало. Ёжась, добежал до остановки, запрыгнул в автобус. Минут десять потеряли в пробище возле радиорынка, но зато на метро домчался на удивление быстро. Гораздо быстрее, чем телепался накануне на машине. Моя понурая «девятка» торчала возле офиса. Подошёл и выругался: какой-то гад дал в бочину. Не удивлюсь, если даже кто-то из наших, лихо отъезжавший после вчерашнего. Бранясь сквозь зубы, обошёл машину вокруг. Она тускло и злорадно поблёскивала грязными фарами, мол, поделом тебе, нечего надираться до состояния коврика и бросать автомобиль, где попало. Скажи спасибо, что он вообще на месте… Сплюнул и в изрядно подпорченном настроении побрёл в офис.

С моим появлением в нашей конторе установилась тишина. Только факс продолжал жужжать, выплёвывая очередную бумажку. Все, словно по команде, вывернулись в мою сторону и замерли.

– Вольно, – сказал я. – Кругом, шагом марш. Вы чего, в самом деле?

– ЗдорОво. – Опомнился первым Толик Белозёрцев, чьё слегка помятое лицо ещё хранило печать жестокой попойки.

Марина устремила на меня странный взгляд, полный искреннего необъяснимого волнения, граничившего восторгом и затаённой опаской.

– Ну и поразил ты нас, – проговорила она.

– Чем? – Моё непонимание было искренним.

– Как «чем»? Ты что, не помнишь?

– Что я должен помнить?

– Ну, ты, старик, даёшь, – подал голос Равиль. – Потряс всех нас по самое «не балуйся», а теперь амнезию симулируешь? Такого нам порассказывал! Я уж подумал, что ты «белочку» словил! А потом решил, что это оттого, что башкой ударился.

– Что?!

– Нет, в самом деле, ничего не помнишь? – Ржал Толик.

Я покачал головой.

– А как на иврите чесал? Вася аж поперхнулся.

– А как зуб Маринке лечил? – Подхватил Равиль.

– Какой зуб? Как лечил?

– Вот так. Прислонил пальцы, подержал…

– Наверное, я прикалывался. А вы поверили?

– Поверишь тут… – развёл руками Толик. – А иврит-то откуда знаешь? Или тоже прикалывался? Ваську-то не обманешь. Ты еврей что ли?

– Если верить Библии, мы все потомки десяти евреев, – буркнул я, лихорадочно обдумывая, как сменить тему.

– А ты ещё и Библию читал?! – Толик привалился к столу вероятно, чтобы не упасть.

– Кому какое дело? – Вступилась за меня Моисевна. – Может, человек иммигрировать собрался.

– Никуда я не собрался, – сказал я.

– Все так говорят, – зевнул Макс. – А потом раз – и поминай, как звали.

– Ну и что? Это личное дело каждого, – отрубила Моисевна. – У нас свободная страна.

– А как он Васе про лёгкие выдал! – радовался Толик.

– Про какие лёгкие?