* * *

Караван, миновав зону племен, снова спускался с гор — в пустынную местность. Руб эль-Хали, Пустая четверть. Раскаленная и безжизненная пустыня, четверть миллиона квадратных верст песка. На самой ее границе — располагался торговый город Бейда, единственный относительно крупный город региона, его прикрывали сразу несколько крепостей. В одну из них — и прибыл конвой, с которым шел Велехов и его казаки. Крепость — была полностью занята казаками, и судя по виду — укреплялась…

Крепость была крупной. Ее основанием — был квадрат, размером примерно полторы на полторы версты, необычайно много для такой крепости. Ее выстраивали казаки, работая как проклятые под палящим солнцем. В подмогу — им были аж два экскаватора, которые ковыряли несносную, прокаленную солнцем до состояния камня землю, распространяя вокруг себя клубы черного как тележный деготь дыма. Казаки были опытными — работали в рубахах, по пояс не раздевались. Кто хоть раз страдал от солнечных ожогов — тот поймет. Еще один экскаватор — стоял мертво, около него суетились как муравьи люди в синих, повседневных шароварах.

Удивительное дело.

Татры из каравана загнали на разгрузку, Велехов — поймал за рукав пробегавшего мимо младшего урядника.

— Атаман где?

— Походный? Мабуть у техники… — казак посмотрел на Велехова внимательно — звиняйте, господин хорунжий, не признали…

Велехов махнул рукой и отправился искать атамана.

Нашел он его, как и было обещано у экскаватора. Видать, с движком что-то случилось — потому что двое казаков, черные как черти, копались в моторе, открыв капот, а рядом — невысокий, плотный казак, с сединой в лихо закрученных усах — орал на машиниста в грязной рубахе: тебе сколько раз говорить, сукин ты кот! Ей-ей, все целиком из жалования вычту!

Велехов — спокойно стоял в сторонке, ожидая, пока походный проорется — соваться в таком случае под горячую руку начальства — себе дороже, отгребешь и за себя и за того сукина сына. Наконец — атаман исчерпал свой словарный запас, зыркнул в сторону из-под старой фуражки с оторванным козырьком. Велехов спокойно стоял и ждал.

— Вы кто?

— Хорунжий Велехов, Донское — представился Велехов — двенадцатый полк на действительной.

— Подъесаул Митрохин. Терское… — подъесаул не стесняясь, вытер испачканную в смазке руку об будние, грязные и пыльные шаровары — кто прислал?

— Волков.

— А… как дошли?

— Благодарствуем…

Оба перекрестились, благодаря Бога.

— Сколько с вами?

— Двадцать два казака.

— Це добре — атаман черкнул карандашом записку, вырвал страницу из блокнота — в городке найдете сотника Богославского, он выдаст что положено. Я весь день занят буду, опять эта дура сломалась. Опять снимать радиатор, везти в Аден, там дадут рахунку. Как пополудничаем — подходи, погутарим. Палатку спросишь. Добре?

— Добре…

* * *

Казаки жили просто, в палаточном лагере, больше не обустраивались. Палатки казенного образца, видать — купили, а мабуть — и выдали, если дело государственное тут. Оно ведь так и должно быть — коли дело государево справляешь — государь должон полное довольствие тебе положить, как положено. Нет — крутись сам, как знаешь…

Обедали просто, по полевому — даже беднее. Вместо каши — рис с овощами, как на Востоке, мясо в нем было, но немного. Плов называется, его и придумали то — для армейского обиходу, чтобы готовить просто, и припас места, чтобы много не занимал. Казаки были с разных войск и разных мест, были и вовсе не казаки — солянка сборная и подозрительная — хотя и у него не лучше. Сотник Богославский — выдал палатки, показал, где ставить. Сказал, чтобы выкопали нужник себе. Дерева не было совсем, сам нужник — дыра в земле. Спали тоже на земле, постель делали из старой парусины. Палатки — окружали толстой веревкой, чтобы насекомые и змеи не заползли. Вода — отдавала чем-то химическим, даже после кипячения.

В общем — хуже, чем даже полевой лагерь, где тоже не сладко.

Чего еще Велехов заметил — все казаки вооружены, вооружены можно сказать неплохо. Все казенного образца, и относительно новое. Еще заметил большую палатку, и рядом с ней — мачту с небольшим привязным шаром и баллонами. Станция дальней связи, флотская, похоже. Совсем сурьезная штука…

Атаман — появился, как и обещал после того, как пополудничали. Охраны возле его палатки не было никакой, мабуть — ему охрана и не нужна. Прошел к походному столу, с наслаждением скинул казенные сапоги с обрезанными наполовину голенищами.

— Донское, значит… — начал разговор он.

— Так точно, Донское — сказал Велехов, и добавил — а до этого и по Ближнему Востоку довелось побегать…

— Вот как? — заинтересовался атаман — и где?

— Междуречье. Долина Бекаа. Одиннадцать лет.

— Одиннадцать лет… — атаман задумался, почесал бороду — солидно. Языки знаешь?

— Волоку понемногу.

— Эсме?[85]

— Исмее Джураии… — Велехов просто перевел свое имя на арабский

— Кяффир? Касак?

— Лаа! Лаа эфенди! — взмолился Григорий — ана фаллах! Фаллах! Ла Иллахи илля Ллаху Мухаммед Расуль Аллах…[86]

— Бжаннин[87] — оценил атаман — а по местному можешь?

— Не — сказал Григорий — то не могу. Не служил здесь…

Конечно, его язык оставлял желать лучшего — ну и что с того? Арабский Восток — настоящий котел, здесь в деревнях, отстоящих друг от друга на несколько верст — могут быть совершенно разные диалекты речи. Здесь, на юге аравийского полуострова — сохранились еще те, кто помнил языки, привезенные с африканского континента, и даже те, кто помнил еще доисламские языки, племена и верования. Девяносто процентов феллахов были совершенно неграмотны, учились в лучшем случае в мадафе, а то и на улице. Русские со своими обязательными школами сюда еще не добрались, грамотное поколение — народилось пока только в Междуречье. Так что — на базарах, на улицах и в других местах — общались на самом примитивном арабском, и то безбожно его перевирая. К любому человеку — относились настороженно, особенно, если его никто не знал и не мог за него поручиться. Гораздо проще было срезаться на намазе — человека, которого в чем-то подозревали, обычно приглашали совершить совместный намаз. Намаз — объединял Восток, даже те, кто не умел написать свое имя — знали, как совершать намаз. Любая ошибка при совершении намаза — грозила пытками и лютой смертью.

— А намаз совершать?