Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У меня есть свой дом, — возразила девушка.
— Знаю. До недавнего времени — более комфортный и уютный, чем этот. Подарок, верно?
— А вам-то что до этого? — Кира почувствовала, что девушка готова завестись с пол-оборота, как только она коснулась больной для нее темы, какой, вне всякого сомнения, был Григорий Поддубный и его внезапная смерть.
— Ничего, ровным счетом. — Кира шутливо подняла руки вверх. — Беру свои слова назад. Но не обещаю, что неприятных вопросов больше не будет. Ради этого мы сюда и приехали.
— Ради чего?
— Обстоятельно поговорить. Проходите в комнату.
Только теперь Тамара обратила внимание, что из-под прикрытой двери, ведущей в единственную комнату, выбивается тонкая полоска света. Или хозяйка забыла выключить настольную лампу, или в комнате кто-то находился. Сняв сапожки и плащ, Тамара толкнула дверь и вошла.
В кресле у стола с настольной лампой сидел журналист Виктор Шамрай. На коленях у него лежали распечатки, перемешанные с газетами.
— Вы знакомы, — напомнила Кира из-за спины гостьи. — Сделать свет поярче?
— Как хотите, — повела плечом Тамара. — Если вас устраивает эта театральщина…
— Стоп! — Березовская щелкнула пальцами, и в этом щелчке послышалось что-то победительное. — Вы сами произнесли это слово — театральщина! Я вас за язык не тянула.
— Извините, но все, что сейчас здесь происходит, в самом деле похоже на театр. Причем провинциальный и очень дешевый! — Тамара уже не сдерживала накопившиеся эмоции.
— Не очень-то вы жалуете провинциальные театры, Тамара, — каким-то странным тоном заметила Березовская. — А почему же тогда вы так стремились на сцену своего родного, глубоко провинциального, житомирского? Даже уроки актерского мастерства брали у одной известной актрисы. И не без пользы — они вам очень и очень пригодились. Я просто удивляюсь, Тамара.
— Я тоже, — откликнулся из угла Шамрай.
— Чему… чему вы удивляетесь? — Девушка невольно понизила голос.
— Тому, что вы передумали становиться актрисой. У вас несомненный талант. Прекрасно получается. Да и воображение богатое. Садитесь, поговорим…
Тамара Томилина послушно опустилась на диван.
Стоять осталась только Кира Антоновна Березовская.
Включать люстру она не стала, но сняла очки, подышала на стекла, тщательно протерла, собираясь с мыслями, снова надела. Внезапно заговорил Виктор:
— Мир действительно тесен, правда? Я имею в виду Галину Григорьевну Горбанскую. А ведь я всего месяц назад с ней познакомился, даже статейку накатал. Она у нас теперь контактирует со Вселенной, вы не знали, Тамара?
— Я читала, — коротко ответила девушка. — Я вообще в последнее время очень внимательно читала вашу газетку. Мне жаль Галину Григорьевну. Вот уж не думала… И давно это с ней?
— Не знаю. Я не врач, — ответил Виктор.
— Но лет пять назад, когда Горбанская занималась с вами, считала вас очень одаренной девочкой и готовила к поступлению в театральный институт, она выглядела куда более вменяемой, верно? — скорее констатировала, чем спросила Кира. — Видите, как все в жизни переплетается: сначала Виктор, исключительно из профессионального любопытства, знакомится с учительницей, а затем — и очень скоро — с ее ученицей. При этом обе оказываются, мягко говоря, не в себе. Но он привык иметь дело с такими людьми и выслушивать подобные истории. Публикуя их, его газета неплохо, по местным меркам, зарабатывает и крепко стоит на ногах. Кризис ведь вас не коснется, правда, Виктор?
— Уверен, что нет, — согласился Шамрай. — В такие времена народ как раз такое и читает. Ответы ищет. Не политикам же верить, честное слово…
— Неверно, но близко к истине, — кивнула Березовская. — Когда реальный мир хватает за горло, давит на мозги и жить в нем становится невозможно, люди сознательно или бессознательно пытаются сбежать в параллельный мир. Взять хоть вас, Виктор. Вы же именно так и поступили четыре года назад. Вы позволите в двух словах рассказать Тамаре вашу историю? Ведь без того, что случилось с вами летом две тысячи четвертого, мне бы ни за что не удалось вычислить то, что довелось пережить Тамаре этой осенью. И, как следствие, я никогда не смогла бы понять, что с ней случилось.
— А разве «пережила» и «случилось» — не одно и то же? — Тамара по-прежнему чувствовала себя не слишком уверенно, потому что не знала, ради чего затеяно то, что сейчас происходит вокруг нее, и чем в конечном счете это ей грозит. Однако держалась она уже не так скованно: несостоявшаяся актриса чувствовала себя в центре всеобщего внимания, хотя ее «зал» состоял всего из двух зрителей. Эти люди были ей едва знакомы, но даже настоящий актер не обязан лично знать каждого, кто приходит в театр.
— В вашем случае, Тамара, нет. Ну как, Виктор, вы не против, если я вытащу пару скелетов из шкафа?
Шамрай только рукой махнул.
— Я постараюсь особо не распространяться. Четыре года назад вот этот молодой мужчина стал жертвой нападения, цель которого была проста — заставить его промолчать об одной некрасивой истории, вернее, преступлении. Виктора похитили, бросили в темный подвал и приковали цепью. Он находился там сутки, и за это время было сделано все, чтобы сломать его и подавить его волю. Преступникам это удалось. Не надо осуждать его, Тамара, на его месте в наше время мог бы оказаться кто угодно, и с тем же результатом…
— Я и не осуждаю. — Теперь Тамара смотрела на журналиста виновато, словно случайно застала его за чем-то таким, что сам он считал непристойным и поэтому прятался от посторонних глаз.
— Пережив тяжелейший стресс, Виктор с головой погрузился в параллельный мир. Его больше ничего не интересовало, он принципиально бежал от реальности, которая в какой-то момент изменила все его представления о ней и обернулась своей кошмарной стороной. Но через неделю после вашего, Тамара, загадочного исчезновения и не менее загадочного появления — но уже с поврежденной памятью — на Виктора снова напали. Его выкрали из квартиры, бросили в багажник, отвезли в лес, начали прессовать и — внимание, Тамара! — попутно припомнили ему историю четырехлетней давности. Мол, ты уже как-то попробовал корчить из себя героя и помнишь, чем это кончилось. Я ничего не путаю, Виктор?
Шамрай покачал головой. Со своего места Тамара не могла отчетливо различить выражение его лица. В полумраке казалось, что в кресле сидит набитая опилками кукла и время от времени делает какие-то движения конечностями, изображая живого человека.
— Тогда, четыре года назад, — продолжала Березовская, — похитителями руководил другой человек. Да и лиц своих они не прятали. Это я вот к чему: сейчас Виктор видел только одного из них, правда, всего несколько минут, и утверждает, что среди тех, с кем он имел дело четыре года назад, его не было. Следовательно, действовали совсем другие люди. Однако они знали о том, как в прошлом он был унижен и раздавлен. Значит, собирали информацию. Зачем? Чтобы найти самое чувствительное место и нажать на него. Опять же — ради чего? Ведь писать о параллельных мирах и паранормальных феноменах — одно из самых безопасных занятий в наше время. Ты погружаешься в вымышленный мир и отыскиваешь там людей, которые живут себе на своей волне и никому не мешают. Журналист Шамрай в принципе не мог никому причинить вреда или наступить на ногу. Тогда зачем его прессовать, зачем вытаскивать на свет старые тайны? Ответ: Тамара Томилина, героиня нескольких его последних статей, которая побывала в так называемой аномальной зоне, увидела там что-то такое, чего не должна была видеть, и теперь боится. Однако поделиться своими страхами с милицией девушка не смогла, зато довериться журналисту, которому однажды уже доверилась, — вполне. Есть в этом логика, Тамара?