Или не может.

Кира Березовская долго не могла уснуть в ту ночь.

А когда наконец уговорила себя отключиться, поспать ей удалось чуть больше четырех часов. Из сна ее вырвал резкий телефонный звонок. Она ждала ответов на вопросы, заданные вчера вечером, и надеялась, что даже в воскресенье удастся получить необходимые ей сведения, поэтому была слегка разочарована. Звонили не коллеги.

Голос жены Сергея Бражника она узнала сразу.

— Да, Люда. — Кира подавила зевок.

— Я тебя разбудила, извини…

— Ничего. Я все равно уже не спала, — соврала Кира, краем глаза зафиксировав цифру на настенных часах — десять минут девятого. — Просто лежала, думала кое о чем.

— Я тоже лежала и думала. Слушай, Кира, хотя бы ты можешь со мной по-человечески поговорить?

— Что значит — хотя бы я? Больше некому?

— Сергей не хочет. На эту тему. Понимаешь?

Так сложилось, что Кира дружила не только с Сергеем, а со всей его семьей. Если бы и у нее была семья, можно было бы сказать, что они дружили семьями. Однако это неправильно. Еще Кира знала, что Люда Бражник, мать двоих детей и терпеливая жена бывалого, битого и стреляного мента, жалеет ее, сочувствует ее одиночеству и одно время даже пыталась подыскать ей какого-нибудь, как она выражалась, «положительного мужичка». Эти поползновения Березовская пресекла сразу, на корню. Но обе женщины, между которыми было все четыре года разницы, остались подругами и запросто могли обсуждать любые проблемы, в том числе и семейные проблемы Бражников.

Именно такая возникла на днях. Сама Кира не считала увольнение Сергея из органов такой уж большой проблемой. Но с женой он почему-то не спешил эту тему обсуждать.

— Ладно. Давай я тебе все расскажу.

— Буквально все?

— Ну, всего никто никому никогда не расскажет. Но проведу ликбез по основным пунктам. Ко мне приедешь или где-нибудь встретимся?

— Знаешь… — Людмила выдержала небольшую паузу. — Ты извини, что дергаю тебя… Ты сможешь приехать к нам? Заодно и позавтракаем. У тебя же в доме, кроме этих твоих чаев из бурьяна, наверное, и нет ничего…

Готовить Кира Березовская на самом деле не умела и не любила. То есть наоборот: не любила, потому и не умела. Даже обычную яичницу с салом, наскоро зажаренную хоть Людой Бражник, хоть поваром первой попавшейся забегаловки, которого посетители никогда в глаза не видели, она не могла сравнить с кулинарными творениями, которые выходили из ее рук. Поэтому она давно прекратила тратить время на приготовление еды и перешла на полуфабрикаты, требовавшие минимум усилий. А то, что все эти мороженые котлеты и пельмени, которые требовалось только разогреть на сковороде или бросить в кипяток, портят фигуру, ее не беспокоило: Кира Березовская за ней никогда не следила.

Поэтому она даже не поинтересовалась, что у приятельницы за завтрак. Главное — не надо тратить время, чтобы приготовить нечто для заполнения пустоты в желудке.

— Ладно. Сейчас буду.

— Когда примерно?

— Я только что встала. Надо окончательно проснуться, собраться… У тебя что, светский прием, надо прибыть точно к назначенному времени? Ну, час, максимум полтора, где-то так…

Виктор Шамрай в то утро завтракал по-царски.

Катя, выкладывая аппетитные блинчики с мясом в пластиковую тарелку, тараторила: родители передали гостинцы из села, поэтому вчера она весь вечер провозилась — готовила фарш, обжаривала лучок, пекла блинчики, заворачивала в них начинку, а потом еще, для большего эффекта, все это немного подержала в духовке.

Сосед Виктора по палате, пенсионер-отставник дядя Коля, из-за спины Кати делал красноречивые жесты — подмигивал и показывал большой палец.

— Вкусно? — поинтересовалась Катя, когда Виктор отправил в рот сразу половину блинчика.

— Угум, — промычал тот, энергично жуя.

— Угощайтесь, дядя Коля! — Катя повернулась к отставнику.

— А как же без меня, Катруся! — Дядя Коля так широко ухмыльнулся, что его широкая физиономия стала похожа на компьютерный смайлик. — Как-то у нас проходили очень ответственные учения и один молодой придурок-первогодок чуть себя не сжег…

— А вы где служили, дядя Коля? — вежливо поинтересовалась Катя.

— В пожарных войсках, — охотно ответил отставник, еще больше оживляясь.

Виктора охватила паника: о своей службе в пожарных войсках и о преподавании основ гражданской обороны студентам Житомирского педагогического института его сосед мог говорить бесконечно, казалось, даже во сне.

— Значит, подпалил себя салага. Ну а я как командир бросился спасать. Спас, но и сам малость обжегся. Где — не покажу, но ты, Катруся, догадываешься…

Катя положила ему три блинчика на отдельную тарелку, и отставник с охотой взялся за них, не прерывая воспоминаний.

— Объявили мне, значит, благодарность, как положено. И сразу в госпиталь. В военный, само собой, — уточнил на всякий случай дядя Коля. — Ну а в этом госпитале на кухне одна такая куколка борщи варила… Все поняла, Катруся?

— Поняла, — кивнула девушка.

— Вот. И, значит, закрутилось у нас с ней это самое. Тут опять же какое дело: у нее и выбора особого не было. Потому что в нашем отделении все лежачие, ну поголовно. А я не просто ходячий — я ого-го какой ходячий! Словом, все у нас нормально сложилось. Так я это к чему: эта моя повариха такие же налистники для меня специально пекла! Домашний творог, домашняя сметанка, яйца домашние! — Отставник даже пришлепнул замасленными от Катиных блинчиков губами. — Правда, из этого ничего серьезного так и не вышло. Она же знала, что я женат. Только прослезилась, когда я выписывался, и дело с концом…

— А вам, дядь Коль, жена разве передачи не носила? — полюбопытствовал Виктор.

— Носила, — признался сосед. — Но не то. Совсем не то. Знаешь, как это бывает: всегда находятся барышни, которым хочется приготовить мужчине что-то особенное. Поняла, Катруся?

— Все она поняла. — На самом деле Шамраю сейчас было не до воспоминаний отставного пожарника. И даже не до Катиных эксклюзивных блинчиков.

Кажется, это заметила не только она. Сосед тоже расслышал напряженную интонацию в голосе Виктора, поэтому живо свернул воспоминания, поднялся и пошаркал в соседнюю палату, где собирались преферансисты. Те постоянно гнали от себя старого зануду: мало того что играл паршиво, так еще и голову морочил своими пожарными мемуарами.

Когда они с Катей остались в палате одни, Шамрай отставил тарелку с недоеденными блинчиками.

— Не нравятся? — Девушка поняла его жест по-своему.

— Тут другое… — Виктор не знал, с чего начать разговор и стоит ли вообще заводить такой разговор с Катериной.