лицо, но не приглушают хищного света в его глазах. Ноги и грудь обнажены. Рана, с которой он вернулся несколько ночей назад, ещё не до конца зажила. Тонкая розовая полоска выделяется над татуировками на теле, напоминая мне, что каждый день, когда Джейк покидает этот дом и едет к Рулзу, может стать последним днём, когда я его вижу.

Набравшись смелости, я сажусь перед ним. Рисую первые линии на бумаге. Рассчитываю промежутки, пропорции. От волнения у меня дрожит рука. Я вынуждена несколько раз исправлять линию, а Джейк продолжает смотреть на меня.

Воздух становится густым, тяжёлым.

Чувствую, как напрягаются соски под рубашкой, как жар, что поднимается от огня, обдаёт всю левую сторону моего тела.

— Ты вспотела, — говорит он. — Может, тебе стоит раздеться?

— А тебе не следует двигаться.

Джейк барабанит пальцами по подлокотнику кресла, возможно, чтобы спровоцировать меня, а возможно, чтобы показать, что я не имею над ним власти. Но я имею. И ещё как. Именно поэтому его взгляд не покидает меня ни на секунду. Он смотрит с такой интенсивностью, что у меня создаётся впечатление, будто он прикасается ко мне.

Я прикусываю губы, возвращая ему взгляд. В моём воображении его руки касаются меня, а его голос шепчет фразу, которая не перестаёт мучить меня ни на минуту с тех пор, как он её произнёс.

«Мои глаза видят тебя, Птичка».

Так же и сейчас? Знает ли он, что я чувствую?

Огонь потрескивает, осыпая его массивную грудь обжигающими отблесками. Возможно, мне только кажется, но я слышу, как он что-то бормочет. Когда поднимаю взгляд, его рука уже не лежит на подлокотнике. Он расстегнул джинсы.

В горле внезапно пересыхает.

Это было не бормотание, а возбуждённый вздох.

— Я тут подумал кое о чём. — Я тихонько заскулила, зажмурившись от низкого звука его голоса. — Ты хорошо знаешь моё тело, но никогда не рисовала меня обнажённым. Почему?

— Я не… — Прочищаю горло. — Без особых причин.

Когда я поднимаю взгляд от рисунка, то вижу, как Джейк медленно ласкает член поверх ткани.

— Это потому, что тебе неловко? — настаивает он. — Или тебя это возбуждает?

— Всё в тебе меня возбуждает.

Я сразу же жалею о сказанном, но уже слишком поздно брать свои слова обратно или не смотреть на то, как он обхватывает член и начинает медленно мастурбировать.

Кончик грифеля ломается. Я слишком сильно надавила. Отбрасываю карандаш и начинаю растушёвывать графит пальцами, чтобы смягчить контуры рисунка… и его лица.

Никто из нас ничего не говорит; за нас говорит наше дыхание — прерывистое и тяжёлое. Я беру другой карандаш и продолжаю рисовать. Хочу запечатлеть его сущность, тот особый свет, который загорается в его глазах за мгновение до того, как он предаётся наслаждению. Когда приступила к рисунку, я не была готова передать это. Теперь да.

Джейк бормочет моё имя, зовёт меня к себе. Я кусаю губу, но не подчиняюсь. Смотрю, как он двигает рукой всё быстрее и быстрее, почти со злостью. Его наслаждение взрывается, размазываясь по торсу и рукам, а черты лица смягчаются, на губах появляется тень насмешливой улыбки. Я беру эмоции, которые читаю в его глазах, и переношу их на бумагу.

Когда я наконец опускаю карандаш и смотрю на сделанный мной рисунок, то понимаю, — это он.

Величественный. Недосягаемый. Мой.

Я так воодушевлена своей работой, что чувствую необходимость поставить подпись. Переворачиваю бумагу и пишу дату, затем закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Когда я поднимаю веки, Джейк протягивает ко мне руку. Он зовёт меня. Я протягиваю ему рисунок. Джейк выглядит скорее удивлённым, чем довольным.

— Так вот каким ты меня видишь?

— Ты такой, — подтверждаю я.

После мгновения замешательства Джейк хватает меня за талию и тащит к себе на колени.

— Джиллиан, у тебя необыкновенный талант. Ты способна избавлять души людей от всех теней и возвращать им свет, который они когда-то имели. Ты не должна позволять мне запереть тебя здесь.

— Ты освободил меня. Если бы не встретила тебя, всё это, — говорю я, указывая на рисунок, — никогда бы не появилось.

Несколько мгновений он неподвижно смотрит на мою работу. Его лицо не выдаёт никаких чувств, хотя уверена, Джейк их испытывает. И много. Джейк похож на озеро, в котором любит плавать. Со стороны он кажется холодным и непреклонным. Но стоит войти в воду — в его разум, — как тебя захлёстывает течение, что течёт по дну, — его мысли, его эмоции, необъятность его сердца.

Даже если он не верит в это, внутри него есть целая вселенная. Там есть возможности. Мечты.

И огромное желание любить и быть любимым снова.

Это может случиться. Он просто должен этого захотеть.

Поэтому я говорю ему.

— Тени — это выбор. — Джейк поднимает голову и смотрит на меня. Я грустно улыбаюсь ему и продолжаю. — Мы не можем стереть их, это правда. Но мы можем решить, какую часть нашей жизни оставить им, а какую оставить себе.

Я беру его руку и переплетаю наши пальцы. Он опускает взгляд и смотрит на наши соединённые руки. На несколько мгновений Джейк замирает, а затем поглаживает большим пальцем тыльную сторону моей руки.

Его пальцы грубые, движения уверенные.

От них у меня мурашки по коже.

— Мне нужно тебе кое-что сказать. — Он слегка сжимает челюсти, прежде чем продолжить. — Ты с самого начала знала, что я работаю на Рулза не потому, что мне нравится, а потому, что был вынужден. После смерти Рози я как будто сошёл с ума. Я совершал ужасные поступки, которые Рулз предложил скрыть. Он намекнул, что если я буду работать на него, то смогу начать всё заново, и я поверил. Какое-то время всё работало, а потом Рулз стал просить меня всё о большем и большем… об особых услугах. — Теперь его пальцы не ласкают. Они сдавливают. — Рулз сказал, что именно поэтому выбрал меня, потому что я бессердечный и бездушный человек. Когда я сказал ему, что он ошибается на мой счёт, Рулз показал мне видео, на которой я выбрасываю останки убитых мною мужчин в мусорный бак. Я мстил за свою жену.

— Рулз шантажировал тебя.

— Я мог бы сразу остановить его, — признаёт Джейк. — Я мог сдаться полиции и признаться. Но я не сделал этого. Я продолжал пачкать руки и потакать ему, позволяя теням, которые ношу в себе, поглощать меня, пока я действительно не превратился в того, кем меня считал Рулз.

То, как Джейк вздыхает, разбивает мне сердце. Он никогда так не раскрывался. Его голос слабый, но