– Ах, вот оно что! – ни капли не смутилась укрывательница библиотечных книг. – Я так полагаю, вы библиотечную книгу узнаете по штампу и номеру? Или вы на глаз определяете уже только по внешнему виду, цвету обложки?

– А еще по шифру и листочку срока возврата, – холодея от запоздалой догадки вдруг начала мямлить Зоя Васильевна, уже не розовая, а пунцовая от стыда. Ей, обнаружившей так быстро похищенную библиотечную книгу, не пришла в голову мысль, что книга может быть собственностью Натальи Павловны. А должна была прийти!.. Радость затмила ей рассудок! Эта квартира обладала странным свойством ставить в неловкое положение приходящих в гости, во всяком случае, их с Милой это уже коснулось.

И тут звонок прозвенел во второй раз, и перед открывшей дверь хозяйкой предстала Мила.

«Лопнуло у Милки терпение – торчать в беседке!» – подумали Люся и Зоя.

– Вот, полюбуйтесь! – сказала Мила и продемонстрировала в высоко поднятой руке золотое обручальное колечко.

– Ой! – воскликнула Наташа, хватаясь за сердце. И закричала: это мое, мое!

– Нет! – твердо ответила Мила. – На этот раз – не ваше!

– Именно на этот раз – мое! – слабым голосом, но насмешливо ответила Наталья Павловна.

– Колись, Натка, чего уж там! – вклинилась Елена Федоровна. – Видно, пришла пора, от людей ничего не скроешь. Да и какая твоя вина, чтобы таиться? И тайна – не твоя, и люди уже поумирали, и девки, чай, не из милиции, не поволокут тебя за сокрытие фактов. Не поволокете ведь, девки? А то, гляди, люди бог весть что подумают! И так уже, наверно, думают!

– Ну, хорошо! – тем же слабым голосом, но решительно сказала Наташа. – Но тут уж без чаю не обойтись. Только я сначала корвалолчику приму.

Она вытащила из сумочки косметичку, из нее – пузыречек с универсальным лекарством. Мать зорким взглядом сопровождала каждое ее движение. Люся тем временем уже смоталась на кухню и принесла чашку с водой и, поменьше, – пустую. Отобрала у хозяйки пузырек – руки у той плясали – отмерила двадцать пять капель в пустую чашку, долила водички. Наталья Павловна лихо опрокинула чашку. Потом, взглянув на пребывающую в добром здравии после ударной дозы витаминов Елену Федоровну, поколебалась и накапала десять капель для нее тоже.

Пока Елена Федоровна с Люсей накрывали по новой чайный стол, Зоя, с младых ногтей усвоившая принцип «общественное – прежде всего, личное второстепенно», объяснялась с Натальей Павловной на предмет «Розы мира». Книга и в самом деле оказалась собственностью учительницы, с дарственной надписью, ей подарили коллеги на пятидесятилетие.

– Не понимаю, зачем она ему понадобилась! Антон сроду не увлекался ни мистикой, ни религией, ни серьезной литературой вообще… Разве что для отца… Муж – любитель литературных изысков.

– Почему же он не попросил у вас почитать?

Тень скользнула по лицу женщины.

– Об этом надо у него спрашивать. Возможно, раз уж пришел в библиотеку, воспользовался случаем. Почему бы не взять библиотечную книгу?

– Не так все просто… Книга ценная, находится в читальном зале. Работала у нас одно время на преддипломной практике студентка библиотечного колледжа – девица с большим ветром в голове. Никакой ответственности, все ей по барабану, кроме мальчиков. Скорее всего, ваш сын воспользовался своим мужским обаянием, уболтал ее, парень он у вас видный, а она знала, что скоро от нас уйдет, с нее взятки гладки. Я по почерку и по срокам вижу, что ее работа.

Ох, лукавила Наталья Павловна! Зоя Васильевна, уже немножко посвященная в историю болезненного семейного вопроса, понимала, что парню было легче охмурить легкомысленную девицу, чем попросить у матери книгу для отца. Юношеское самолюбие бродит извилистыми тропами.

– Знаете, что? Берите мой экземпляр взамен библиотечного. Можно ведь это как-то оформить?

– Оформить несложно, но как же?.. Ведь это подарок коллег, с дарственной надписью! Память…

– Зоя Васильевна, когда-то в ходу была фраза «сын за отца не отвечает». Но родители всю жизнь отвечают за детей. Все, что делают их дети, и чего они не делают – вина и заслуга родителей. Что я вам говорю прописные истины! У вас есть дети?

– Сын и дочь.

– У вас никогда не было повода огорчаться или стыдиться за них?

Зоя вынуждена была признать, что такие поводы были.

– А память… Память – да, жалко, хорошие слова коллеги написали. Учительница литературы стихи сочинила. Ничего, я их перепишу на открытку!

– Нет, это будет уже не то… Знаете что, Наталья Павловна? У нас в библиотеке ксерокс, я вам их отксерокопирую на открытку, и автографы сохранятся!

– Буду очень признательна!

Как и процесс чаепития, и общий труд, порывы великодушия тоже сближают, и хочется быть все великодушнее и великодушнее!

* * *

– Угощайтесь, – сказала Наталья Павловна, когда расселись опять за столом. Зоя-то с Люсей уже пошли по второму кругу, а Милу чаем никто не угощал. А потому рука ее, повинуясь безусловному рефлексу, рванулась к тарелке с нарезаным аппетитными кусками свежайшему румяному лавашу, принесенному хозяйкой, и не менее аппетитным кусочкам брынзы, которую Мила обожала.

А Наталья Павловна все мялась, не зная, с чего начать.

– Ладно, Натка, – пришла, наконец, ей на выручку мать. – Давай я начну. В конце концов, это я с Ольгой дружила, и от меня ты сама все узнала. Я – первоисточник! – напомнила она о своем амплуа.

Ольга родом с Южного Урала, родители ее всю жизнь прожили в Челябинской области, в маленьком городке. Родители – коренные уральцы – дальше Челябинска никуда не выезжали и упокоились на старом городском кладбище среди многочисленной родни. Когда бы пришел ее час, нашлось бы и ей там местечко. Да судьба распорядилась так, что пришлось ей умереть в чужих краях и лежать в соленой поволжской земельке, среди чужих людей.

Из близких родственников со стороны мужа на старом кладбище нашла свой последний приют только его бабушка – Чумаченко Евдокия Тихоновна.

Дуся Тонконогова (в девичестве – Вохминцева) была тридцатипятилетней вдовой с тремя дочерьми-малолетками на руках, когда в их рабочем городке объявился хохол Иван Чумаченко. Случились это году в тридцать третьем. Он устроился учеником токаря на напилочный завод, а учительницей его выпало быть токарю Дусе Тонконоговой. Роман их начался сразу же. Оба были видными, из первого десятка не выкинешь. Правда, она была старше на два года и имела трех детей (муж погиб под поездом по пьяной лавочке), но Иван в свои тридцать три года не имел никакой специальности, приличной зарплаты и своего жилья да еще и с легкими был у него непорядок, все кашлял. Иван сразу предупредил, что не туберкулез, избили его сильно, когда-то в банду его внедряли, оказывается, он в органах работал. (Где конкретно – не уточнял, не любил подобные разговоры и расспросов не допускал, но Дусе понятны стали и его угрюмость, и отсутствие всякой специальности в таком солидном возрасте).