Потом Телиус и Джонстон распределили дежурства — один дремлет, другой постоянно бдит, не снимая очков ночного видения и стараясь особо не высовываться из окопчика.

Первая вахта досталась Джонстону, который все никак не мог привыкнуть к тому, какая дикая жизнь начинается тут по ночам, к неустанному мельканию и копошению всяких мелких тварей за стеклами инфракрасных очков. Черт, кругом насекомые, просто миллионы — так и ползают повсюду, куда ни глянь! Он до сих пор их особо не различал. Все на одно лицо, никакой, считай, разницы. Вот разве что хищные слегка выделяются. Бывший вояка повел головой в очках в надежде засечь яркий силуэт мыши — как-никак теплокровное. Хорошо бы крупняк какой-нибудь чпокнуть. Да еще и ночью. Угондошить мышь из шестидесятого калибра — это, считай, как буйвола, он такое уже несколько раз проделывал в Африке.

— Вот бы мышь сейчас подстрелить, — вслух размечтался Джонстон. — Было бы круто.

Телиус хмыкнул.

— А вот сколопендру — ну ее на фиг, — неожиданно добавил его товарищ.

Окрестности станции «Браво».

29 октября, 18:00

Шестеро уцелевших студентов выбрали для ночлега возвышенность с небольшим деревцем посредине — если ночью вдруг опять польет, то, по крайней мере, не затопит. Деревце, охиа в полном цвету, в закатных лучах прямо-таки светилось от обилия ярко-красных ершистых цветков, сплошь усыпавших его ветки.

— Надо сделать изгородь повыше, — сказал Питер.

Путники набрали сухих прутиков и стеблей, раскололи их на длинные щепки и воткнули в землю поплотнее друг к другу. Получилось нечто вроде частокола с выставленными наружу острыми концами. Так студенты полностью окружили место стоянки, оставив в изгороди лишь один-единственный узенький проем — только-только маленькому человечку протиснуться. Вдобавок у входа понатыкали кольев хитрым зигзагом — с ходу не проскочишь. Трудились они над усилением импровизированного форта до тех пор, пока в темноте можно было хоть что-нибудь разобрать. Натаскали внутрь сухих листьев, соорудили нечто вроде навеса — и от дождя в случае чего спасет, и от глаз летучих хищников прикроет.

Землю под навесом тоже устлали листьями. Даже не столько ради комфорта, сколько для защиты от всяких червячков, которые во множестве копошились в почве. Соорудили боковой полог для отвода воды от постелей, а заодно чтобы не дуло.

Форт был готов.

Карен вытащила свой аэрозольный баллончик. Он был почти пуст — чуть ли не весь на муравьев извела.

— Напоминаю, тут бензохинон, — сказала девушка. — Если кто-нибудь нападет, на пару пшиков хватит.

— Ну, теперь я как за каменной стеной! — саркастически бросил Дэнни.

Рик Хаттер приготовил гарпун — капнул на заточенный кончик кураре из бутылки и прислонил его к частоколу, чтобы был под рукой.

— Надо установить дежурства, — напомнил всем Питер. — Меняться будем каждые два часа.

Оставался вопрос, разводить ли костер. В нормальном мире при ночевке в диком лесу костер разводят и для тепла, и чтобы отпугнуть хищников. В микромире же ситуация совсем иная. Точку в споре поставила Эрика Молл:

— Свет привлекает насекомых. Если у нас будет гореть костер, сюда хищники со всей округи слетятся. Фонари тоже предлагаю не включать.

Это означало, что ночь им предстояло провести в кромешной тьме.

Закат превращался в ночь, и мир на глазах терял свои краски. До путешественников вдруг явственно донеслось какое-то частое пошлепывание и похлопывание — словно семенящие шажки великого множества невидимых ног. И этот торопливый топот явно приближался.

— Что это? — вопросил Дэнни ощутимо дрожащим голосом.

Наконец из полутьмы соткалось целое стадо призрачных, ажурных и даже в чем-то изящных существ, которые двигались краем лагеря будто прямо по воздуху. Это были сенокосцы, косиножки — нечто вроде яйца с парой голубых глаз, подвешенного между раскинутых широко в стороны восьми невероятно длинных и тонких ног. С точки зрения уменьшенных до полудюйма студентов, раскидывались эти ноги-ходули футов на пятнадцать, не меньше. Существа буквально парили над землей, тыкая во все стороны своими длиннющими ногами, — явно искали, чем бы подкрепиться.

— Гигантские пауки! — еле выговорил Дэнни свистящим шепотом.

— Это не пауки, — повернулась к нему Карен. — Паукообразные, но не пауки.

— То есть?

— Косиножки — всего лишь дальние родственники пауков. Из класса паукообразных. Совершенно безобидные.

— Косиножки очень ядовитые, — не унимался Мино.

— Да нисколько! — рявкнула на него Кинг. — У них нет яда. Большинство питается грибницей и всяким перегноем, гумусом. По-моему, так они просто красавцы. Прямо как жирафы, точно?

— Такое только от арахнолога и услышишь, — пробормотал Рик Хаттер.

Стадо сенокосцев пробрело мимо, и топот множества ног стих вдали. Тьма все сгущалась, заполняя лес с неумолимостью морского прилива. Теперь из леса доносились совсем иные звуки. Это означало, что там пробудился совершенно новый набор обитателей.

— Смена вахты, — послышался из темноты голос Карен Кинг. Теперь они уже окончательно не видели друг друга. — И новая смена наверняка основательно проголодалась.

Чем больше ночь вступала в свои права, тем назойливее этот шум проникал в уши, становясь все громче и отчетливей. Совсем близко и где-то далеко кто-то скрипел, ухал, подвывал, хлопал, присвистывал, рычал и щелкал, как метроном. Сгрудившиеся в темноте человечки ощутили и вибрацию почвы, поскольку некоторые из насекомых предпочитали общаться между собой похлопываниями-постукиваниями по земле и прочим подходящим поверхностям. И студенты в этом языке не понимали ни слова.

Наконец все улеглись, поближе прижавшись друг к другу, и свернулись калачиками. Первая вахта досталась Амару Сингху. Вооружившись гарпуном, он забрался на лист, служивший самодельному форту крышей, и сидел там, напряженно выпрямив спину, — прислушивался, принюхивался. Воздух был густо разбавлен великим множеством всяких феромонов.

— Понятия не имею, чем пахнет, — признался молодой человек сам себе. — В жизни такого не нюхал.

Интересно, подумалось ему, а почему они вообще ощущают хоть какие-то запахи? Уменьшили их примерно в сто раз, даже чуть больше. Вероятно, и атомы, из которых состоит тело, тоже стократно уменьшились в размерах. Если так, то как же крошечные атомы тела взаимодействуют с гигантскими атомами окружающей среды? Не должно такое тело чувствовать никаких запахов! Да и вкуса, раз уж на то пошло. И на самом-то деле, почему они вообще дышать еще могут? Как уменьшенные во сто крат молекулы гемоглобина в их кровяных тельцах ухитряются связывать огромные молекулы кислорода из окружающего воздуха, которым они дышат?

— Парадокс, — сказал Амар остальным. — Как маленькие молекулы наших тел взаимодействуют с атомами нормального размера, из которых состоит окружающий мир? За счет чего мы чувствуем запах? За счет чего вкус? И за счет чего наша кровь вообще удерживает кислород? Мы уже давно должны быть мертвы.