Поэтому самая индивидуальная и отличительная черта Питера, как ни странно, – это небо. Оно настолько низко, что как бы обнимает город. Когда я понял, о чем песня, меня прорвало. Я очень долго думал, о чем первая фраза, но остальной текст написал минут за 15. Я лежал в два часа ночи и слушал в планшете «рыбу» из грув-бокса. Темнота, все спят. Приходит в голову идея – ты открываешь там же записную книжку и судорожно начинаешь набивать. Я набил какой-то огромный текст, из которого на студии пришлось выбросить чуть ли не половину. Исходя из этого и куплет пришлось делать речитативным, потому что тот объем информации вместить в привычный песенный масштаб было невозможно.

Александр Леонтьев:

Просто уже начало немножко напрягать, когда «Северный Флот» называют «питерской» группой. Тем более это явно делается по привязке к «Королю и Шуту». Без обиняков могу сказать, что дело даже не в названии. Если было понятно, что «Король и Шут» – это Горшок, то «Северный Флот» – это я. Я не хочу умалять ничьих заслуг. Но как без Горшка невозможен «Король и Шут», так без меня невозможен «Северный Флот».

Да, Поручик и Яша были дольше меня в «Короле и Шуте». Но это была другая группа, и этот вопрос закрыт. Это славное прошлое, но если брать нашу группу отдельно, то я не вешаю на себя орденов и тем более не требую за это каких-то финансовых прерогатив. У нас в этом плане социализм – мы деньги делим поровну. Просто каждый делает все, что может, для общего дела. Для меня это единственно возможная справедливая тема, просто моя лямка чуть тяжелее, чем лямка остальных.

Александр Леонтьев:

Это был настоящий поток сознания, причем он касался именно Ленинграда, а не Петербурга. С детства, то ли из-за романов Стругацких, то ли почему-то еще, у меня отношение к этому городу было более трепетное и нежное, чем к Москве. Да, я прекрасно помню, что не все в СССР было идеально. Но мы же в курсе, что в детстве трава была зеленее, а девушки красивее. Это ностальгия, но для меня слово «Ленинград» всегда звучало как недостижимый образ в небе. Это парящая крепость, место повышенной легендарности.

Когда я жил в Приднестровье, потом в Кишиневе я и мечтать не мог, что куда-нибудь уеду. Но если бы меня тогда спросили, куда, я бы сразу сказал: в Ленинград! Например, в Москву меня как-то и не очень тянуло. В Москву я попал тогда, когда мне уже было по барабану, где жить. Сейчас время такое, что живи хоть в Хельсинки и приезжай на репетиции в Питер. Вон Сашка из «НАИВа» вообще в Штатах живет – и ничего, летает на концерты.

Александр Леонтьев:

Во-первых, у меня принцип мало слушать русскоязычную музыку. Во-вторых, та, которую я слушаю – не совсем мое в плане стилистики. Поэтому я ее, собственно, и слушаю. Это «Сплин», «АукцЫон», Tequilajazzz. Перенимать что-то у них бессмысленно – это очень индивидуальные тексты. Это как с Князем: для того чтобы написать, как он, нужно жизнь его прожить с самого начала. То же самое касается и остальных перечисленных мной авторов. Поэтому желания заимствовать не возникает. Пишешь как пишется, сам.

Александр Куликов:

Когда я сидел и записывал свои партии к песням «Иного», Яков сидел и придумывал соляки. И когда я услышал его соло для песни «Ленинград», я прослезился. Насколько оно вкрадчивое, вкусное, красивое и техничное! Шедевральное, я бы сказал, соло. А вот меня Реник высадил на моих партиях в «Ленинграде». Сначала даже думали, что он вместо меня запишет здесь партии баса, потому что у него было свое видение, каким штрихом это должно играться. Совершенно не по-басовому, с гитарным подходом. Я максимально изгалялся, сделал что-то похожее, Сане долго не нравилось, потом, когда уже сидели в студии, Алякринский записал мой бас и Сани. Они послушали, сравнили и решили оставить мой.

Яков Цвиркунов:

Изначально соло в «Ленинграде» было другим, но Реник попросил переделать. Был тот самый случай, когда мне исходный вариант понравился, но не устроил композитора. Признаю, что лучше было потратить еще полдня на раздумья.

Александр Леонтьев:

«Фестиваль» писался от фразы «я взлетаю в небо, суки, уберите руки». А в нынешней версии вместо этого поется: «Хоть высок твой ценник, смерть твоих не стоит денег». «Фестиваль» в шуточной форме описывал человека, который раз в год ходит на рок-фест, кроме которого у него в жизни ничего нет. Жизнь проходит в полусне, он работает на нелюбимой работе и тупо ждет фестиваля, чтобы на три дня обо всем забыть. Он там бухает, жжет файера, и ему плевать на все. На студии я этот вариант даже спел и записал, но Андрюха Алякринский мне сказал: «Текст, честно говоря, не очень». Я начал писать что-то другое, а Яшка предложил свой вариант. Я его слегка подрихтовал, и сейчас получается, что это Яшкин текст. На мой взгляд, объективно он лучше.

Яков Цвиркунов:

Послушав текст Реника, Алякринский сказал: «Нет, отменить! Не портите песню, давайте переделывать». В итоге я сел и попробовал написать текст. У меня изначально было пару фонем на эту музыку, из которых он и вырос. За час я его написал, и он практически сразу был принят. Хотя мне тут уже поклонники предъявили за строчки «молча куришь одну за одной, сам говоря с собой». Дескать, как же можно молчать и одновременно говорить? Но в том-то и дело, что здесь описано состояние раздрая.