– Во-первых, что мы будем делать с беженцами, – ну, это опять неугомонный Кириленко. И первый момент он сумел уловить еще до того, как Мартынов расшифровал свои слова. – Нельзя их бросать.

На него посмотрели мрачно, причем все. Похоже, внутренне злобно усмехаясь, подумал Сергей, даже до самых упертых дошли расклады, один этот… комсомольский вожак все еще пытается из себя что-то строить. И ведь не может не понимать, что происходит, но то ли идеи заменили мозги, и он сейчас демонстрирует всем несгибаемого Павку Корчагина, или настроился на карьеру так, что глаза теперь зашорены наглухо. Первый вариант плох, а второй… Из таких в будущем вырастали цеховики и олигархи, наслышан, как же, хотя сам и не застал. Хотя организаторских способностей у него не отнять. Ладно, посмотрим. И помолчим – все же Мартынов командир, пускай он и отдувается, тем более, сам вчера просил держать себя в рамках.

– Если они пойдут с нами – погибнут наверняка, – голос полковника звучал спокойно, и только успевшие хорошо изучить его люди могли различить в нем нотки злости и раздражения. – И нас погубят, от них надо избавляться. Поэтому мы своим прорывом отвлечем внимание немцев, а гражданские пойдут сами по себе. Оружие им дадим, захотят защититься – будет чем. Не захотят – их дело. В любом случае, так у них шансов не в пример больше.

– Но…

– Товарищ МЛАДШИЙ лейтенант. Вы приказ слышали? Извольте исполнять.

Старорежимная по местным понятиям манера речи произвела впечатление, и комсорг заткнулся, всем своим видом, правда, выражая несогласие. Ну и пусть его. Тем более, все командиры подразделений поддерживают Мартынова, а значит, нечего и высовываться. Тем более тому, кто хочет сделать карьеру. Впрочем, Кириленко, скорее всего, просто не дошел еще по молодости до понимания этого принципа. Сопляк, с легкой ноткой превосходства подумал циничный Хромов, но, естественно, озвучивать это не стал.

– А какова наша вторая проблема? – Востриков, как журналист, умел вычленять главное и не забывать о нем. И то, что он подвизался в основном на либеральной ниве, менее профессиональным его не делало. Скорее, наоборот, хочешь критиковать власть – делай это качественно, а то вмиг за жабры взять могут.

– А вторая проблема – те немцы, которые будут угрожать нашему тылу. Их надо остановить. Ну, или хотя бы задержать, причем сделать это минимальными силами.

По коже пробежал холодок, Сергей почти физически ощутил, как взгляды всех собравшихся скрестились на нем. Вот так, создал репутацию – теперь расхлебывай. И отказаться не получится, все из-за той же, мать ее, репутации. У-у, гадский папа!

– Мне нужен мой танк, – удивительно, но голос звучал ровно и совершенно не дрожал, – минимум один бронетранспортер, хотя бы два десятка человек пехотного прикрытия, а то мне все танки пожгут. Лучше, если это будут мои люди. И хотя бы несколько орудий.

– А броневик-то зачем?

– А на чем я вас догонять буду? – вопросом на вопрос ответил вновь решившему вмешаться Кириленко Сергей. – Напомню азбучную истину. Скорость движения колонны равна скорости самого медленного из ее составляющих. Сейчас это будут пехотинцы. Часть посажу на броню, часть – в бронетранспортер, к ним же прицеплю артиллерию.

– Но вы наверняка понесете потери, а чтобы вывезти уцелевших, хватит и танка.

– А не рановато ли вы хороните моих людей, лейтенант? – в голосе Хромова звучал лед. – И не хотите ли сами оказаться в числе потерь?

– Все! – Мартынов хлопнул ладонью по доскам, едва не порвав карту. Получилось на удивление звонко, и стычка закончилась моментально. – Сергей, действуй. А…

– Я пойду с ним, мы один экипаж, – усмехнулся Игнатьев.

– Я тоже, – Хинштейн, видимо, решил не отставать. Все же их штатный еврей кто угодно, но не трус.

– Решено, – Мартынов вздохнул. – В общем, ребята, постарайтесь вернуться живыми…

Засаду они организовали, стоит признать, качественно. Все дружно, включая привлеченного в качестве эксперта Громова, выбирали место, а потом маскировали орудия, потратив на это половину ночи. Две зенитки калибром тридцать семь миллиметров, так неудачно показавшие себя в последнем бою, – это было все, что выделил им Мартынов. Калибр, конечно, смешной, но на малой дистанции и такой снаряд, имея запредельную для полевых орудий скорость, вполне способен прошить броню любого существующего в этот период немецкого танка. Плюс скорострельность порядка ста шестидесяти выстрелов в минуту. Это, конечно, в идеальных условиях и с обученными расчетами, но здесь и сейчас даже половины хватит, и промахнуться в упор довольно сложно. Единственный минус – снаряды трассирующие, демаскируют, ну да вариантов все равно нет. С танком и бронетранспортером, кстати, возились не меньше, но практически бессонная ночь, оставившая всего пару часов на отдых, не самое худшее, что может случиться. А утром началось!

В засаду немцы влетели лихо, хотя, когда Сергей узнал от ушедшего в дозор и примчавшегося так, что пятки дымились, Селиверстова, какая армада на них прет, он больше всего возжелал оказаться где-нибудь подальше. К примеру, у теплого моря под ярким солнцем и с грелкой в полный рост. Увы, бросить все и сваливать не позволяли остатки здравого смысла и, как ни странно, чувство долга. Оставалось встретить немцев и желательно победить, хотя в последнее ему в тот момент уже не слишком верилось.

Восемнадцать танков – это при любых раскладах очень серьезно. Пускай даже половина – это легкие Pz-I и Pz-II, которые БТ с грамотным экипажем легко разбирает на запчасти с безопасной для себя дистанции. Все равно, полторы дюжины боевых машин, да еще при поддержке пехоты (а вот она, голубушка, набилась аж в шесть грузовиков и два бронетранспортера), это очень и очень много. Вот только есть здесь один нюанс.

Раззудись, плечо, размахнись, рука – это относится не только к русскому былинному богатырю. В равной степени это важно и для танков, которым тоже надо разворачиваться. И места для этого требуется куда больше, чем узкая лесная дорога, на которой два грузовика разъезжаются с трудом. Стихия танков – открытые пространства, здесь же, волею случая, им пришлось воевать в лесу, и большая часть их мощи была просто нереализуема. При грамотном противнике, разумеется.

Откровенно говоря, повезло, что дозорным было, где срезать угол, да не один, и они успели не только пересчитать врага, но и добраться до места засады раньше, чем немцы появились на дистанции прямой видимости. Именно поэтому Сергею хватило времени чуть поменять диспозицию своей пехоты и хладнокровия дождаться, когда практически вся колонна окажется на прямом участке перед ним. Почти – это потому, что до скрытой в молодом, но густом березняке «тридцатьчетверки» оставалось всего-то с полсотни метров, а хвост колонны еще не появился из-за поворота. Был великий соблазн начать бой раньше, но танкисты, стиснув зубы, терпели и молились, чтобы расчеты орудий не вздумали начать первыми.

Вот первый танк, вполне современная для этого времени «тройка», начал поворачивать… Ему Хинштейн практически в упор и влепил в борт снаряд, после чего хладнокровно принялся доворачивать орудие на идущий следом Pz-II. Там не сразу сообразили, от чего вдруг остановилась головная машина, а та вспыхнула примерно в тот же миг, когда аккурат в центр лобового листа «двойки» угодила пятидесятисемимиллиметровая дура. Взорвался снаряд, уже пройдя танк практически насквозь, да так, что двигатель немца вылетел далеко за корму, но это экипаж Т-34 уже не интересовало – целей было слишком много, и их надо было жечь, пока фрицы не опомнились. Выстрел – промах, видно было, как снаряд огненной искрой прошел мимо цели и угодил в грузовик где-то в центре колонны. Еще выстрел – и еще одна «двойка» разлетается, как стакан, по которому дали кувалдой. Следующий немец пытается развернуться, получает снаряд в борт – и замирает, качественно закупорив дорогу, но при этом и наглухо перекрывая сектор обстрела.