чтобы уполномоченному было видно и выход на улицу, и вход на кухню. Миша ещё хотел взять водки, но уполномоченный сказал ему твёрдо:

– Хватит. Ты и так много уже пропил.

– Ладно, – невесело соглашается Миша. И показывает Горохову указательный палец с грязным ногтем. – Последнюю, одну, выпью – и всё… Давай так, а?

– Ты хотел, чтобы я с тобой за веществом пошёл, а сам просыхать не хочешь, – почти зло отвечает ему Андрей Николаевич. – Всё, хватит пить, чай вон пей…

– Эх, ладно…– невесело соглашается Шубу-Ухай. – Строгий ты человек, Андрей. Непросто с тобой.

Горохов наливает ему почти чёрного, явно переваренного чая из чайничка:

– Давай, рассказывай, – говорит уполномоченный и начинает есть.

– Про что? – Миша отпивает глоток чёрной терпкой жидкости с большим содержанием кофеина и морщится. Голубая водочка – она, конечно же, для него сейчас была бы предпочтительней. – Про вещество?

– Нет, про то, как пил целый день, пока меня не было, – бурчит уполномоченный, накладывая на лепёшку паштет.

– Слушай, Андрей, – тут Шубу-Ухай начинает говорить мягко. – Ты какой-то злой пришёл. По горам шли, ты не злой был, а теперь стал злой, вот я думаю, может случилось что…

И вот что ответить этому человеку? Рассказать, что у него всё плохо, что на него теперь охотится ещё больше людей, чем в Серове? Что его начальник, на которого он возлагал надежды, умер, что враги заходили к нему в дом, что у его беременной жены со здоровьем не всё в порядке, что она в больнице, а он даже увидеть её не может, разве что позвонить, и то не сейчас? Нет, всего этого уполномоченный проводнику рассказывать не будет. Не нужно всё это знать Шубу-Ухаю. И поэтому он формулирует причину своей «злости» так:

– На меня всё ещё охотятся, нам за веществом идти, а ты пьёшь. Терпеть не могу, когда пьют во время серьёзного дела.

– А… – говорит Миша и понимающе кивает. – Ага, я понял.

Он снова отпивает небольшой глоток чая. Но всё ещё не ест.

– Расскажи мне про того человека, который знает, где взять реликт.

– А, про него… – проводник тут же чуть склоняется к столу и говорит, как будто предупреждает. – Он денег попросит.

Это как раз Горохова совсем не удивило, и пока он размышляет над сообщением проводника, тот добавляет:

– Много попросит.

– Это понятно, а где он живёт? – интересуется уполномоченный; теперь он и себе наливает чай.

– За рекой, – отвечает Миша.

– За рекой? За рекой много места. Где за рекой? – Горохов отламывает себе большой кусок лепёшки, кладёт на него паштет, расправляет его ножом, а сверху бросает резаный лук.

Он уже хочет откусить кусок лепёшки, но замирает, когда Миша сообщает ему:

– Он живёт в Глазове.

Горохов сначала закрывает рот и, чуть подумав, произносит Шубу-Ухаю со знанием дела:

– Миша… В Глазове давно никто не живёт, – и добавляет: – Ну, разве что кроме даргов. Глазов был заброшен ещё… – Горохов вспоминает. – Мне тогда ещё лет пятнадцать было.

– А он живёт, – почему-то настаивает Шубу-Ухай.

«С пьяни он, что ли, несёт эту ахинею?».

Горохов вдруг начинает думать, что вся эта его затея с добычей реликта – полнейшая чушь, глупость, и проводник ничего про это не знает. И от этой мысли ему становится не по себе. Почему? Да потому, что в сложившейся ситуации, он своё будущее уже начал понемногу увязывать с Люсичкой и её сектантами. Андрей Николаевич ещё не принял окончательного решения, но чем дольше длилась его болезнь, чем мучительнее становились приступы кашля, тем больше он хотел выздороветь. Не сменить лёгкие, отодвинув заболевание на время, а выздороветь полностью, став таким, каким он был полгода назад. А ещё лучше, став ещё и моложе. И вдруг уже сложившийся в его голове план дал трещину и стал рассыпаться. Потому что… потому что ещё пьяненький смуглый человек с монголоидным разрезом глаз и опухшей от проказы, синей губой нёс какую-то чушь, запивая слова дешёвым переваренным чаем:

– Говорю тебе, Андрей, он живёт в Глазове.

– Если такое и было, его давно сожрали дарги, – Горохова снова разбирает раздражение, и он добавляет: – Даже если он там и живёт… Даже если так… Мы до него никогда не сможем добраться, понимаешь? Никогда?

– А нам сразу к нему ехать и не нужно, – спокойно, а он почти всегда говорит спокойно, когда ему не угрожает опасность, Миша вообще, кажется, не умеет злиться, поэтому продолжает не спеша: – Нам нужно добраться до военного поста.

– Там два поста, – вспоминает уполномоченный. – Сива, большой блокпост, и ещё Афанасьево на западе.

– Ага, точно, вот до Сивы нам и нужно.

«Ну, до Сивы, в принципе, можно добраться с конвоем каким-нибудь, а дальше?».

– А там его все знают. Он солдатам помогает, о набегах даргов сообщает, он всё про них знает, еду солдатам продаёт, а обратно воду берет и бензин, – объясняет Шубу-Ухай.

– И через солдат мы с ним свяжемся?

– Ага, – просто отвечает тот.

– А когда ты видел этого человека в последний раз? – Горохов всё ещё сильно сомневается.

А тут Миша ещё добавляет ему сомнений:

– Э-э… – он вспоминает. – Года четыре назад.

Уполномоченный вздыхает: иной раз этот человек казался ему вовсе не глупым, он умел принимать правильные решения, то есть руководствовался развитой системой анализа, но сейчас слушать его было просто невозможно – дурак дураком.

«Четыре года. Человек живёт где-то на краю цивилизации, там, где отваживаются жить только солдаты, и только в укреплённых лагерях, и только за большущее вознаграждение, за право получить визу на север. Мало того, что знакомый проводника жил на краю мира, тот видел своего приятеля четыре года назад… Четыре года назад! И думает, что он всё ещё жив, а если жив, то живёт всё там же… Миша всё-таки болван… – уполномоченный глядит на своего теперь уже партнёра и понимает: – Нет, кажется, мне придётся искать эту бодягу самому!».

Но у него не было представления, где можно найти реликт, если искать самому, поэтому и без того не очень-то вкусная еда теперь его окончательно разочаровала. Он бросил лепёшку с паштетом на поднос. Вот… Вот сейчас ему и самому захотелось выпить пару рюмок. Горохов даже взглянул на толстенькую официантку, но потом передумал. Из-за Миши, чтобы тот больше не пил. А охотник взял кусок лепёшки с паштетом, что приготовил себе уполномоченный, и стал его есть. И продолжал при этом говорить:

– Он нам поможет.

– Откуда ты знаешь? – невесело интересуется уполномоченный.

– Он уже добывал вещество, – сообщает Шубу-Ухай.

– Добывал? – Заинтересовался Андрей Николаевич. – И