Последнее, что я помнила перед пробуждением — перед глазами, порхая в замедленном танце, пролетел мотылек. А потом я открыла глаза.

Вскочив на постели, я какое-то время приходила в себя. Уняв учащенное дыхание, я подняла руку и посмотрела на перстень. Казалось, что в темноте янтарь слегка светится. Сделав глубокий вдох, чтобы окончательно отойти от воздействия тяжелого сна, я выдохнула.

Что это было? Воспоминание? Но чье? Да, мне приходило в голову, что перстень посылает мне сны, которые оживляют утраченные мною воспоминания. Но то, что я видела сейчас во сне, определенно не было моим воспоминанием.

Женщина на поляне… Мужской голос звал ее по имени — Линор. Выходит, это была моя бабушка. И насколько я могла видеть, она была очень молода. Я тогда еще даже не родилась, а значит, никак не могла присутствовать там, на поляне.

Я рассматривала перстень со все разрастающейся тревогой. Если Мантимор прав, и здесь запечатана чья-то душа, то… чья она? Душа Линор? Душа моей бабушки? Да возможно ли это?!

И дракон… Неужели это и был он — лунный дракон? Существо из легенд, которое призраком преследовало меня с тех пор, как я пришла в себя в разрушенном особняке Селенантов. Лунный дракон во плоти. Почему он был рядом с Линор? Почему она была без сознания? Мужчина, которого во сне я так и не увидела, испытывал немыслимый страх перед драконом, как будто боялся за женщину, но… Почему? Почему сейчас мне кажется, что дракон вовсе не пытался навредить ей? Почему меня не оставляет ощущение, что он защищал ее?

А золотое сияние, возникшее на поляне… По всему выходит, что это была солнечная магия. А это значит, что там был кто-то из наследников солнечного дракона. Кто-то из предков Найта?

Чувствуя, как груз вопросов давит на меня, я упала на постель и без сил уставилась в потолок.

Возможно, Марин была права, и мне никому нельзя было верить. Я даже самой себе не могу верить — меня ставят в тупик мои собственные сны. Но прямо сейчас, в эту самую минуту, мне нужен был кто-нибудь, кому я верила бы без доказательств, вопреки всему. Когда все становится слишком запутанным, словно твоя жизнь — странная игра в прятки, начинаешь нуждаться в чем-то, за что можно ухватиться и держаться.

«Мне нужно увидеть Сиана, — подумала я. — Мне нужно увидеть его прямо сейчас».

* * *

Наверное, я была единственной студенткой Драголуна, имеющей возможность безнаказанно передвигаться ночью по территории академии — нужно было лишь перейти на темную сторону луны, скрытое пространство, существующее специально для меня. Только два человека могли меня разоблачить: Лерика и Найт. Но Лерика сейчас крепко спала в своей комнате, а Найт… Я надеялась, что в это позднее время не встречу его.

Во флигеле, где жил Сиан, я была лишь раз — в ту ночь, когда он привел меня в Драголун, — но найти дорогу к нему мне не стоило труда.

По дороге мне никто не встретился, и я сочла это хорошим знаком. Приближаясь к небольшой пристройке, примыкающей к одному из корпусов академии, я думала, что Сиан, наверное, уже спит — полночь миновала, — но в окнах флигеля слабо мерцал свет.

Вместо того чтобы постучаться, я наугад толкнула дверь и обрадовалась, когда она оказалась открыта. Мне пришлось бы выйти с темной стороны луны, постучись я. Иначе Сиан, открыв дверь, не увидел бы меня. А мне хотелось войти незамеченной. Будет плохо, если кто-то заметит, как глубокой ночью студентка входит во флигель, где живет преподаватель академии.

В канделябрах на стенах горели свечи. Они бросали слабый мягкий свет на мебель из темного дерева, на окна со слегка раздвинутыми шторами, на кресла и диван в центре гостиной.

Я улыбнулась. Сиан спал на диване — в той же одежде, в которой я видела его в академии. Быстро глянув на столик напротив дивана, я увидела песочные часы. Из верхней части часов сыпалась струйка песка, но не падала на дно — неподвижно застыла в воздухе, как будто время остановилось. Часы стояли в центре начерченного на столе мелом сложного рисунка — видимо, это был какой-то магический знак. Похоже, Сиан работал над очередной лекцией по хроноведению, но прилег на диван и случайно уснул.

Я тихо подошла ближе и склонилась над ним. Верхние пуговицы рубашки Сиана были расстегнуты — на обнаженном участке кожи я заметила что-то вроде тонкой веревочки, наверное, какой-то талисман. Глаза Сиана были закрыты, и на миг вспомнив, что там, под веками, они янтарные, я почти услышала в своей голове голос Марин Бриант:

«Глаза Сиана всегда были зеленого цвета. Они изменились после твоего возвращения».

Отмахнувшись от голоса, как от назойливой мухи, я снова улыбнулась: нет смысла подозревать Сиана в чем-то плохом. Если кто и заботился обо мне, дорожил мною, то это всегда был он.

Волосы Сиана упали ему на глаза, и мои пальцы невольно потянулись к ним, чтобы отвести со лба. Сейчас, они казались совсем темными. В сумраке гостиной, освещенной только слабым светом догорающих свечей, я не видела прежнего медового оттенка, который всегда мне так нравился. На секунду показалось, что передо мной другой человек. Однако это, конечно, было не так.

Осторожно, почти неосязаемо, я прикоснулась ладонью к щеке Сиана и замерла, боясь, что могу разбудить. Но Сиан не пошевелился. Я невольно улыбнулась еще шире. Было что-то волнующее в том, чтобы вот так дотрагиваться до него, когда он спит и ни о чем не подозревает.

Подушечками пальцев я очертила контур его брови, мягко коснулась губ… Его лицо, в свете свечей отливающее тем самым медовым оттенком, который утратили его волосы, казалось мне очень красивым и нежным. В каждой его черточке было столько нежности, и вся она как будто существовала только для меня. Впрочем, может, так и есть? Ведь Сиан мой сателлит — мужчина, который родился, чтобы быть моим спутником, принадлежать мне.

Мне нестерпимо захотелось его поцеловать. Это был просто порыв, но я не могла ему сопротивляться. Да и не хотела. Так много вокруг чужих людей… У меня есть только Сиан. Только он, больше никого во всем мире.

Положив ладонь ему на ключицу, я потянулась к его губам, и в этот самый момент он глухо простонал во сне и пошевелился. Испугавшись, я отпрянула. Рука, только что прикасавшаяся к ключице Сиана, зацепила рубашку — ткань натянулась, одна из пуговиц оторвалась, обнажая грудь лежащего на диване мужчины еще больше, и моим глазам открылось то, что было подвешено к тоненькой веревке на его шее.

Украшение, которое предназначалось для того, чтобы быть надетым на палец, было нанизано на веревочку, словно кулон. Красивый перстень с янтарем, внутри которого застыл неподвижным сном мотылек — перстень, один в один похожий на тот, что сейчас был на моей руке.

— Кто здесь? — сонным голосом произнес Сиан.

Я отпрянула, увидев, что он просыпается, и тотчас застыла, парализованная мыслью, что он вот-вот увидит меня. Сиан приподнялся на диване, издал глухой стон и мотнул головой, чтобы прогнать сонливость. Затем затуманенным взглядом посмотрел вокруг.