Онемевшая и потрясенная, я смотрела туда, где она исчезла, пытаясь осмыслить происшедшее. Кряхтение и удары у меня за спиной означали, что мужчины продолжали драться друг с другом. Лайл пользовался своим факелом, как дубинкой, и я услышала глухой стук, когда он ударил моего брата. Мне хотелось, чтобы Лайл убил его. Если бы у меня был нож, пистолет или палица, то я бы сама это сделала. Я бы изо всех сил колотила, стреляла и колола, чтобы его остекленевшие глаза не могли больше видеть звезды. Он бы истекал алой кровью. Нет: его кровь была бы такой же черной, как и его душа.

Рыжеволосый мужчина явился во второй половине дня. Я сидела на стуле у окна, накрывшись одеялом, и смотрела на улицу. Дело было на шестой день, и все утро шел дождь, стекавший по окнам и блестевший на мостовой. Когда в прихожей раздался стук дверного молотка, я снова отпустила свой разум и отправилась в то место, где было лишь вечное «теперь». Но стук вырвал меня из дремы, и я моментально выпрямилась. На улице не было экипажа; значит, кто-то пришел пешком. Мое сердце забилось сильнее, но потом мимолетный интерес прошел, и я снова погрузилась в сумеречное состояние. Скорее всего, это был доктор Мид, который в последние дни навещал меня с обстоятельностью прилежного родственника, посещавшего больную тетушку. Я не нуждалась в его тониках и припарках, а тем более в заботе о моем рационе теперь, когда я употребляла лишь крошки мяса и кусочки хлеба и оставалась бодрствовать без свечей почти до рассвета, глядя на улицу. У меня больше не было достаточно теплой одежды, даже при жарко натопленном камине, поэтому я стала носить старое пальто Дэниэла, тяжело свисавшее с моих плеч, как у отставного генерала.

Я ждала, когда Агнес объявит имя посетителя, но минуту спустя дверь распахнулась, и я ощутила чужое присутствие. Я не стала поворачиваться, и она сказала, что какой-то джентльмен хочет видеть меня, но не назвала его имя. Когда она проводила его и закрыла дверь, то я поняла, что гляжу в лицо брата Бесс. Я сразу же узнала его – худощавого и бледнолицего мужчину, который выглядывал во двор несколько недель назад.

Агнес ошиблась: он не был джентльменом. Бедно одетый, он держался не почтительно, а скорее нахально. Его взгляд был чрезвычайно напряженным; казалось, он ощупывал меня глазами. Такое рвение было отвратительно, хотя, как выяснилось впоследствии, его манеры были не такими отталкивающими, как его поведение. Когда он предложил сообщить мне сведения о местонахождении Шарлотты, – вернее, о том месте, где она должна была оказаться, сначала я приняла его за мошенника. Я промолчала, пока он с запинками бубнил, что за плату может раскрыть, где будут Бесс и Шарлотта. Ему было известно, что сегодня ночью они собирались бежать из города, и он может отбить ребенка. Он то и дело запинался и так сильно дрожал, что я приняла его за больного. Но потом я обратила внимание на невнятность его речи и землисто-серый оттенок лица. Хотя ему было не более тридцати лет, его нос и щеки были покрыты багровой сеточкой лопнувших кровеносных сосудов. «Да он же пьяница», – с отрешенным интересом подумала я. Он принялся объяснять, почему собирается предать свою сестру, и тогда я поверила, что Бесс на самом деле его сестра: у него был такой же маленький нос и большие, слегка выпученные глаза, какие достались по наследству Шарлотте. Выходит, этот мужчина тоже был родственником Шарлотты.

Я выслушала его слова, а потом спросила, сколько денег он хочет получить. Он стал очень тихим и задумчивым, потом собрался с силами, откашлялся и с фальшивой бравадой объявил, что ста фунтов будет достаточно.

– Хорошо, – сказала я после долгой паузы.

Его лицо странно исказилось, но потом я поняла, что он улыбается.

– Спасибо, мисс, – сказал он. – Премного обязан, вы не пожалеете об этом!

Тогда мне показалось, что он может действовать по чужому указанию. К тому времени мне хотелось, чтобы он поскорее ушел: я ощущала запах спиртного, и было что-то глубоко неприятное в его отчаянии и медоточивой почтительности после обещания награды. Но он медлил, и я чувствовала, что он хочет попросить меня о чем-то еще. Я ждала.

– И еще одно, мисс, – промямлил он, шаркая ногами. – Девочку забрала моя сестра, поэтому мне будет тяжело, если она попадет в тюрьму… особенно из-за меня, понимаете? Я надеялся, что вы не будете преследовать ее… в обмен на девочку.

– Ах, вот оно что.

Теперь я поняла. Значит, они сговорились. Все это время я проверяла замки и запоры на дверях и окнах в надежде избавиться от воров. Вместо этого я поселила воровку в собственном доме, а теперь предлагала деньги другому вору.

– Прекрасно, – сказала я. – Но вы возьмете с собой еще одного человека. Его зовут мистер Блур. Он живет на Ченсери-Лейн, и его контора находится под вывеской с соколом. Скажите ему, чтобы он нанял двуколку.

Он кивнул, ворочая челюстями, как будто жевал табак. Потом он повернулся и ушел. Я передернула плечами, обуреваемая желанием распахнуть окна и проветрить комнату.

Дорожные часы в коробке из красного дерева прилежно тикали, и я наблюдала за вращением узкой золоченой стрелки, пока не стемнело. Доктор Мид не пришел, и других посетителей тоже не было. На столе рядом со мной лежала куча газет, где я ежедневно оповещала о вознаграждении за возвращение Шарлотты в целости и сохранности, а также депеши от Бенджамина Блура – частного сыщика, которого доктор Мид нашел по объявлению в General Advertiser. Там был его гравюрный портрет, в кепке и с жезлом в руке, вместе с предложением услуг частного сыска и взыскания долгов. Доктор Мид все устроил: договор подряда и сумму гонорара. Мистер Блур пришел ко мне домой и произвел тщательный осмотр, делая записи в блокноте с кожаной обложкой. Я была поражена его габаритами; его ладони были размером с маленькую сковородку. Его лицо было гладким и дубленым, как кожа, а маленькие поросячьи глазки были посажены близко к бесформенному носу. Он посоветовал нам размещать собственные объявления в газетах, доктор Мид позаботился об этом: на сегодняшний день их было уже двенадцать.

– Эта девушка, Бесс, – сказал мистер Блур. – Вы настаиваете на ее задержании?

Я молчала целую минуту. Дорожные часы продолжали тикать, а доктор Мид и мистер Блур напряженно смотрели на меня.

– К каким последствиям это приведет? – спросила я.

– Я уведомлю магистрата, и ее поместят в камеру до суда.

– А потом?

– Потом она может быть оправдана. – Его праздный тон намекал на то, что это крайне маловероятно. – Либо ее сочтут виновной. В таком случае она отправится в тюрьму – скорее всего, в Ньюгейтскую. Либо ее сошлют в колонии. Либо повесят. Зависит от того, в чьих руках окажется судейский молоток.