Нет, надо в полицию! Так, так, так… С Крутилиным сталкиваться нельзя, с Выговским тоже, значит, остается одна дорога – в полицейскую часть Петербургской стороны.

– Мне, пожалуй, пора, – Сашенька поднялась из-за стола.

– Может, еще чашечку? – предложил Телепнев с какой-то настороженностью и угрозой. Так, во всяком случае, показалось Сашеньке, которая попробовала ответить беззаботно:

– Нет, спасибочки…

– Я колбаски щас подрежу… – Козьма Сысоевич схватился за нож и стал кромсать кружок пахнущего чесноком деликатеса. – Хочу, знаете-с, быть уверенным, что переубедил. Что не побежите сломя голову в полицию.

Тут сомнения у Сашеньки исчезли окончательно. Он, Телепнев, – убийца! Только сможет ли Сашенька кому-нибудь рассказать о своей догадке? На пути к спасительной двери преступник с ножом. Что делать? Как остаться в живых? В доме никого – Аграфена, прислуга дондрыкинская, подав чай, на базар пошла.

– Не побегу, – вымолвила Сашенька, не в силах отвести взгляд от поблескивающего ножа. – Мне к деткам пора. Трое их у меня!

– Правильно говорите, княгиня. Займитесь лучше детьми. Муж ваш подзащитного своего выгородил, а убийцу без вас найдут.

Сашеньке казалось, что по устам Телепнева скользит ухмылочка. Как же ему, старику, удалось справиться с Матреной? У той ведь был револьвер.

Жаль Дондрыкину… А себя еще больше!

В эту секунду спасительно зазвенел колокольчик. Кто-то зашел в лавку. Телепнев вздрогнул.

– К вам пришли! – не смогла скрыть радости Сашенька.

Теперь и закричать можно. На помощь позвать.

– Слышу, – прошипел Телепнев. – Чаю попить не дают. Мы точно договорились?

– Точнее не бывает, – очаровательно улыбнувшись, соврала Сашенька.

Козьма Сысоевич положил нож. Тарусова вышла из-за стола и вслед за опасным старикашкой спустилась в лавку.

– Мокий Псоевич! Дорогой! – воскликнул Телепнев, разглядев посетителя.

У щупленького, с козлиной бородкой, Псоевича при виде Сашеньки загорелись глаза:

– Компаньонка ваша?

Ого! Дондрыкина Козьму Сысоевича старшим приказчиком держит, а он себя за компаньона выдает!

– Нет, покупательница. Ждем вас снова, ваше сиятельство! И про уговор не забудьте…

Уже выйдя на улицу, Сашенька услышала, как Мокий Псоевич присвистнул ей вслед:

– Неужто графиня?

– Выше бери – княгиня![56]– поправил его Телепнев.

Немедля в полицию!

Однако полиция сама уже поджидала Сашеньку. Как только княгиня свернула на Малый проспект Петербургской стороны (а в Петербурге, кто не знает, два Больших и два Малых проспекта, а вот Средний, увы, один на двоих), ее обхватили сзади чьи-то очень сильные руки:

– Вот и попалась, Марусенька!

Будницкий! Таки выследил…

Штабс-капитан развернул ее и вжал в забор.

– Отпустите! – сверкнула глазами Тарусова. – Я – дворянка, мой муж адвокат…

– Я догадался! А вот Крутилин пока нет. Что, сделаем ему сюрприз? Вот он обрадуется! Твой муженек Ивана Дмитрича уж так по стеночке размазал, что к бабке не ходи, мечтает Крутилин теперь поквитаться. Это ж надо учудить – собственную жену свидетельницей приодеть. Хе, боюсь, вам самим теперь адвокат понадобится!

– Муж мой тут ни при чем…

– На Большой Морской эту байку расскажешь!

Будницкий свистнул, и с Большой Гребецкой[57]завернул экипаж, с которого штабс-капитан выслеживал Сашеньку.

Та, хоть и была вжата в забор, возмутилась:

– Не смейте мне тыкать!

– Привыкай, сиятельство. У преступников сословий нет! Давай, садись!

Будницкий рассчитывал, что Сашенька сейчас упадет на колени, станет молить о пощаде, однако жестоко просчитался. Гордая княгиня пресмыкаться перед этакой рептилией не желала. Будь что будет! И вообще… За последние дни столько спасительных поворотов случилось, что Сашенька надеялась еще на один. Потому решительно сделала шаг к экипажу.

Штабс-капитан схватил ее за руку:

– Но ежели на Морскую не желаешь, можем по-иному договориться.

Сашенька посмотрела надменно:

– Интересно как?

– А сама не знаешь? – Будницкий сально подмигнул. – В душу ты мне запала, княгиня Маруся! Часок любви – и, клянусь, забуду про Крутилина. С превеликим удовольствием забуду. Он, паскуда, рапорт на меня накатал! Дядя еле уладил. Ну что? В нумера?

В ответ просвистела пощечина. Глаза поручика налились, он с силой толкнул Сашеньку на забор:

– Ты горько пожалеешь! Ух!

Поручик замахнулся, Сашенька прикрыла лицо руками.

– Что здесь происходит? – услышала она вдруг знакомый голос.

Спасительный поворот?

Говорившего закрывала мощная спина Будницкого. Сам же штабс-капитан сразу обернулся на окрик и смерил взглядом незнакомца. Первым порывом было ударить, но, во-первых, визави штабс-капитана был хорошо сложен, а во-вторых, и это главное, Будницкий ощутил вдруг опасность. Словно собака, он всегда чуял ее загодя. Потому кулак опустил и ответил спокойно, миролюбиво:

– Опасная преступница. При задержании оказала сопротивление!

Ципцин (а это был он) сделал шаг в сторону, якобы увидеть лицо опасной преступницы, а разглядев, радостно воскликнул:

– Я ее знаю! Княгиня Тарусова, жена известного адвоката. Разве она преступница?

Будницкий, выкатив грудь, двинулся на мастерового:

– А сам-то ты кто?

– Позвольте представиться: титулярный советник Раздуваев-Сеньков Юрий Петрович. Третье отделение Его Величества канцелярии. На костюм внимания не обращайте, выполняю секретное задание. Документы предъявить?

Будницкий, похвалив себя за ум и сдержанность (ведь мог и в ухо заехать!), вытянулся во фрунт и помотал головой – не надо, мол, а потом, набрав воздуха, выпалил:

– Помощник пристава Первого участка Адмиралтейской части…

– Не важно! – отмахнулся Раздуваев-Сеньков, отклеивая надоевшие усы. – Доложите-ка лучше, в каком преступлении подозреваете княгиню?

Штабс-капитан, стараясь не оскорбить перегаром особу из всесильного ведомства, коротко, по-военному доложил. Внимательно выслушав, Раздуваев-Сеньков похлопал его по плечу:

– А вы молодец, Будницкий!