Судья повторил вопрос.

– Баба из газеты приходила, – наконец сказал правду Антип. – Законник фамилия.

Владимир Артурович Михнов, услышав литературный псевдоним князя Тарусова, громко закашлялся. А Дмитрия Даниловича пронзила страшная догадка. Он быстро обернулся и посмотрел на хоры. От его ужасного взгляда Сашенькино сердце стало биться раза в два быстрей. Не выдержав, она отвела глаза в сторону и испугалась еще больше. На нее с ухмылочкой взирал штабс-капитан Будницкий! После явления настоящей Маруси он принялся методично рассматривать женщин в зале и быстро нашел коварную обманщицу.

Эх, надо было оставаться дома!

– А почему эта Законник женой вашей назвалась? – спросил у подсудимого судья.

– Чтоб пустили ко мне, – объяснил Антип.

– Понятно. Муравкина! Займите место для свидетелей.

К присяге близких родственников не приводили.

– Вы имеете право не свидетельствовать против мужа, – напомнил ей Якоб. – Желаете воспользоваться?

– Нет, нечего мне скрывать, – Маруся сказала так, как научил ее Дмитрий Данилович.

– Тогда расскажите поподробней о событиях вечера, когда исчез Сидор Муравкин, – велел ей Якоб.

– Я с ребеночком гуляла, к фельдшеру ходила, потом домой пришла, Антип уже ждал нас. Повечеряли и спать легли.

– Труп в квартире видели?

– Нет, не видала.

– А могли не заметить? – Председатель вел допрос сам, показав знаком, что Дитцвальду и Тарусову он предоставит возможность задать вопросы позже.

– Я ж не слепая, а ночи у вас белые, без лучины все видать!

– Муж в убийстве брата признавался?

– Нет! Да мы и не знали, что Сидор пропал, думали – на службе, как обычно.

– Как ваш муж отреагировал, узнав о смерти брата?

– Чего сделал?

– Он был расстроен или наоборот?

– Убивался Антип, сильно убивался. Дык, а как же иначе – Сидор ведь ему вместо отца был!

– А вражда меж ними имелась?

– Да что вы, грех ведь!..

– Однако свидетели утверждают, что Сидор неоднократно к вам приставал!

– То по пьянке. А по трезвости всегда прощения просил. И у меня, и у Антипки!

– У обвинения есть вопросы?

Растерянный Фердинанд Эдуардович покачал головой.

– Защита, приступайте.

– Свидетельница, расскажите суду о событиях, которые с вами произошли после ареста мужа.

– Протестую! – по привычке воскликнул Дитцвальд. – Защита тянет время.

– Протест отклонен, – не раздумывая, заявил Якоб.

Что-то нашептывало судье, что вот сейчас и произойдет самое интересное.

– Следующим утром заехал кум, Калина Фомич, и сказал, что мне нельзя больше на фатере оставаться, потому что Антипка признался в убийстве и полиция хочет меня арестовать, мол, помогала я ему.

– Вы поверили Осетрову?

– Нет!

– А почему уехали с ним?

– Живолупова, хозяйка наша, еще до Осетрова приказала мне выметаться. Сказала, что убийцам квартиру сдавать не желает!

– И где вы проживали с того времени?

– На Ваське…

– Кто такой Васька? – удивился Якоб.

– Свидетельница так называет Васильевский остров, – пояснил суду Дмитрий Данилович.

– Адрес?

– 17-я линяя, меблированные комнаты Златкиной.

– На какие деньги существовали?

– Калина Фомич давал. Немного, чтоб с голоду не померла.

– Он действовал из благородных побуждений или преследовал корыстные цели?

– Он спать с ним принуждал…

В глубине зала раздался пронзительный крик:

– Опять за свое!

Публика дружно развернулась, а влиятельные господа, сидевшие за креслами, повскакали с мест.

Зрелище было пикантным! На последнем ряду дородная Осетрова наотмашь лупила мужа зонтиком.

– Тихо! Тихо! – тщетно кричал председатель. – Приставы, что смотрите? Разнять!

– Я тебе покажу! Я сейчас все суду расскажу!

Двое судебных приставов с трудом пытались удержать разъяренную купчиху, третий заслонил Осетрова, который трусливо пробирался к проходу.

– Ты у меня получишь! – не унималась Аграфена Минична.

– Вывести из зала! – распорядился Якоб.

– Не надо! Я хотел бы допросить Аграфену Осетрову, – попросил Дмитрий Данилович.

– Осетрова! Защита желает допросить вас в качестве свидетеля! Не возражаете?

– С удовольствием!

– Принимайте присягу!

Сашенька видела, как Калина Фомич под шумок покинул зал, но поделать ничего не могла.

– В день, когда обыск случился, примерно за час до него, кхе-кхе, – рассказ Аграфены Миничны часто прерывал кашель, – муж ко мне в спальню зашел. Давай, говорит, я книги конторские в твоей постели спрячу, чует-де мое сердце, полиция скоро нагрянет.

– Вас, конечно, удивило, что муж заранее был осведомлен об обыске? – задал вопрос с подковыркой Тарусов.

– Нет, не удивило. В воскресенье Калина с Сидором поругались. Немудрено, что полиция его подозревала.

– Вы позволили спрятать документы в вашей постели?

– А как я могу не дозволить? Муж он мне!

– Что было дальше?

– А дальше лежу я себе, вспоминаю вдруг, что в зале-то украшения мои припрятаны! В шкапу под постельным бельем. Решила я их на себя надеть, чтоб не сперли при обыске. Встала, кой-как дошла, сами видите, больная я, смертный час близок, открыла шкап, а там мешок холщовый. Откуда, думаю, взялся? Я тесемочки туды-сюды развязала, заглянула и осела на пол. Голова там человечья лежала!

– Эта? – Тарусов указал на стол с вещественными доказательствами.

– Эта! – не глядя, подтвердила Аграфена Минична. – Сидора! Ну, заорала я! Стала мужа звать. Он прибежал. Ты что, говорю, очумел? Тело утопил, а голову домой приволок? Он в мешок заглянул и обмер.

– То есть сомнений в вине мужа у вас не было?

– А какие ж тут сомнения? Я ж сказала: в зале я украшения прячу. Потому туды мы никого без себя не пускаем. Даже Нюрка моет пол там при мне. Никто, кроме Калины, голову положить не мог.

– А причина? За что Калина Фомич убил Сидора?

– Да вы сами, ваша милость, причину называли, когда мужа допрашивали. Сидор про Калину что-то секретное знал, потому и в сотоварищи набивался. Муж поначалу отнекивался, завтраками кормил, но потом ему это надоело. Для отвода глаз он Сидора уволил, а вечером подкараулил и убил. Чтоб мерзавец тайну его не разболтал!