– Мне некогда, Юрий Петрович. Спасибо, что проводили.

– Боюсь, у вас нет выбора, Александра Ильинична. – У Сашеньки засосало под ложечкой. Она давно догадалась, к чему ее станут склонять. – Я ведь признался: у нас нет осведомителя в вашей семье. Пойдемте, пойдемте, на нас оборачиваются!

Скрепя сердце княгиня снова взяла Раздуваева-Сенькова под ручку. Они свернули с Малого на Большую Спасскую и пошли в сторону Большого проспекта.

– Раньше Софья Николаевна доносила? – догадалась Сашенька.

Раз информатора лишились с лета, значит, испарился он с бывшей гувернанткой.

– Фу, как грубо! Повторяю: мы пока не считаем Дмитрия Даниловича врагом. С врагами мы так не церемонимся. Князь человек искренний, с болью и горечью переживает имеющиеся, увы, недостатки и несправедливости. А Софья Николаевна просто помогала нам уберечь его от непоправимых ошибок. Жаль, что вот жениха нашла во Пскове. Подлец наотрез отказался от повышения в Петербург. Ну не убивать же дурака? – Сделав паузу, Раздуваев-Сеньков хихикнул: – Не пугайтесь – шутка!

Тут-то и вспомнился Сашеньке еще один обладатель имени-отчества Юрий Петрович.

– Так это вы за Наташей ухаживали? Под фамилией Кондратов?

– Да, – нехотя признался титулярный советник.

– Как вы могли, как посмели издеваться над чувствами невинной девушки?

Раздуваев-Сеньков вовсе не смутился:

– А в этом виноваты вы, Александра Ильинична. Сидите на миллионах, а прислуги кот наплакал. Выбора-то никакого. Клаша ваша из дома не выходит…

– Уж простите!

– Но как вы догадались, что Кондратов – это я?

– Имена меняйте вместе с фамилиями. А то и Ципцин у вас Юрий, и Кондратов.

– Знаете, – серьезно отнесся к совету Раздуваев-Сеньков, – пробовал. Забываю, понимаете, откликаться на чужое имя! А насчет Наташи не кипятитесь. Пальцем ее не тронул. Задумка другой была.

– Какой, если не секрет?

– Вот именно – секрет!

– Какой же вы мерзавец!

– Все? Высказались? – оборвал Сашеньку Раздуваев-Сеньков. – А теперь слушайте меня. Раз в неделю по средам вы будете приезжать ко мне и рассказывать: кто к вам приходил, о чем говорили и так далее и тому подобное. Особое внимание прошу уделить подготовке к политическому процессу, к которому Спасов планирует привлечь Дмитрия Даниловича.

Если бы Сашенька не держала Раздуваева-Сенькова под руку, точно упала бы в обморок. Хоть и ожидала, хоть и догадывалась, но все равно – как обухом по голове! Словно узнать, что неизлечимо больна. Хотелось остановиться, закричать в голос! Но сдержалась. Негромко, но твердо ответила:

– Нет.

– Да, Александра Ильинична! Да! – с нажимом повторил Юрий Петрович. – Лучшей кандидатуры мы не найдем.

– Я не могу… – У Сашеньки эмоции редко брали вверх над разумом, но сейчас она собой управляла плохо. – Я умоляю!.. Вы же дворянин! Он мой муж!

– Княгиня, – отеческим тоном отказал Юрий Петрович, – я уже объяснил. Вашего мужа надо спасать. Рано или поздно он образумится, ум и таланты выведут Дмитрия Даниловича на правильный путь. И вот тогда наша с вами миссия будет считаться выполненной.

– Я все расскажу мужу, – сорвалась Сашенька. – Он в «Колоколе» про вас пропечатает…

– Нет, не пропечатает. «Колокол» нашими стараниями почил в бозе, – улыбнулся Раздуваев-Сеньков, а потом прибавил с угрозой: – И не расскажете ничего. Вы женщина умная и понимаете: сегодня я приказал Будницкому забыть, а завтра велю вспомнить. И тогда даже Спасов не сможет защитить вас и вашего мужа. Вот, держите, моя карточка. Здесь адрес. В среду в одиннадцать. Прощайте!

Сашенька тупо крутила картонку. Хотелось упасть и умереть. Уж лучше бы ее Будницкий изнасиловал…

– Да, еще одно! – неожиданно возвернулся Раздуваев-Сеньков. – Немедленно прекратите расследование. Там и без вас разберутся, а за вами следят. Паренек один, разносчик.

– Я знаю.

– Думаю, вам грозит смертельная опасность.

– Понимаю ваше беспокойство. Боитесь потерять с таким трудом обретенного осведомителя?

Раздуваев-Сеньков не нашелся с ответом. Сашенька сухо попрощалась, перешла Большой проспект и направилась к углу со Зверинской, где размещалась полицейская часть Петербургской стороны.

Раздуваев-Сеньков махнул рукой, подзывая извозчика. Когда тот подъехал, не спеша залез в пролетку, сказал: «Трогай!» – однако проехал не более десятка шагов.

Юрия Петровича в Третьем отделении ценили за результат, но недолюбливали за методы. Старой гвардии, успевшей поработать с Бенкендорфом и Дубельтом, претили беспринципность и аморальность титулярного советника, потому по служебной лестнице Раздуваев-Сеньков продвигался медленно, задания получал незначительные, наградами его обходили. Но Юрий Петрович, стиснув зубы, ждал перемен в родном ведомстве, совершенно, по его мнению, не готовом к вызовам времени.

Внутренний враг в государстве Российском возмужал и окреп, бороться с ним надо теперь жестко, а если надо, то и жестоко. Слабых духом – перекупать, фанатиков – вешать. Эпоха рыцарства в тайной полиции закончена: белые перчатки бесполезны, когда руки по локоть в крови. Скоро, совсем скоро на первые роли выйдут такие, как он, Раздуваев-Сеньков. Уверенные, безжалостные, решительные, безо всяких предрассудков, способные любое начатое дело довести до конца.

Именно последнее из этих качеств заставило Юрия Петровича сказать «Тпру!» и вылезти из пролетки. Вчера, возвращаясь домой, он заметил за собой слежку. И не поленился выяснить, к кому отправился на доклад Глебка. Сегодняшнее судебное заседание не убедило Раздуваева-Сенькова в вине купца Осетрова. Этот жирный Казанова не тянет на убийцу. Значит…

Терять с таким трудом обретенного агента действительно не хотелось.

Дежурный городовой препроводил княгиню к участковому приставу.

Ротмистр Лябзин сразу дал понять, что человек он занятой: при появлении дамы даже не привстал, только кивнул, спросил сухо:

– Что случилось, сударыня?

Сашенька хотела представиться, но помешал стук в дверь.

– Кто там царапается? – спросил грозно Лябзин.

– Я, господин ротмистр! – раздался знакомый голос.

– А, Челышков? Докладывай!

Климент Сильвестрович бодро зашел в кабинет:

– Лавку и жилые помещения обыскали. Нет там Осетрова. Говорят, после суда не заезжал.

– Описания разошли по городу. А у лавки городовых поставь!

– Уже стоят!

– Тогда свободен.

– Андрей Архипович, мне бы требование подписать…

– Позже, Челышков. Не видишь – посетительница!

– Так бумага в участке закончилась. А склад до четырех…