Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элизабет повернулась лицом к нему. Глаза ее влажно блестели, поражая своим фиалковым оттенком.
— Я злилась, слушая, как его превозносят. И хотя я скрыла факт его самоубийства, мне хотелось сказать им, что он трус, оставивший меня расхлебывать последствия своего поступка. Мне хотелось встряхнуть их и трясти до тех пор, пока они не перестанут повторять, каким замечательным он был отцом.
Потому что он никогда им не был. — В ее тихом голосе зазвучали яростные нотки. — Он не был хорошим отцом! Мы были для него обузой. Ему нужна была только мама. А нас он никогда не хотел.
— Мне так жаль, — прошептал Джеймс, взяв ее за руку.
— Вы здесь ни при чем.
Он улыбнулся, надеясь вызвать ответную улыбку:
— Знаю, но мне все равно очень жаль.
Ее губы дрогнули — почти улыбка, хотя и не совсем.
— Какая ирония, не правда ли? Любовь ведь считается благом, да?
— Любовь действительно благо, Элизабет. — Он искренне в это верил. Более чем когда бы то ни было.
Она покачала головой:
— Мои родители слишком сильно любили друг друга. На нас просто не оставалось времени. А когда мама умерла, мы не смогли заменить ему ее.
— В этом нет вашей вины, — сказал Джеймс, завораживая ее своим пристальным взглядом. — У любви нет предела. Если сердце вашего отца не смогло вместить всю его семью, причиной тому его недостатки, а не ваши. Будь он другим человеком, он бы понял, что его дети — это продолжение его любви к вашей матери. И у него хватило бы сил жить дальше без нее.
Элизабет задумалась над его словами, чувствуя, как они медленно проникают в ее сердце. Она понимала, что он прав, что поступок отца явился результатом его слабости, а не ее. Однако не могла принять этого и смириться. Она подняла глаза на Джеймса, во взгляде которого светилось больше тепла и понимания, чем она когда-либо встречала.
— Наверное, ваши родители очень любили друг друга, — мягко сказала она.
Джеймс несколько отпрянул с удивленным видом.
— Мои родители… — медленно произнес он. — Это не был брак по любви.
— О! — вымолвила она. — Может, это к лучшему. Ведь мои родители…
— Поступок вашего отца, — перебил ее Джеймс, — был ошибкой, проявлением слабости и трусости. Тогда как поступок моего отца…
При виде боли в его темных глазах Элизабет стиснула его руки.
— Своим поступком мой отец, — свирепо повторил он, — заслужил себе место в аду.
Элизабет ощутила сухость во рту.
— Что сделал ваш отец?
Последовала долгая пауза, прежде чем Джеймс наконец произнес очень странным тоном:
— Мне было шесть, когда умерла моя мать.
Элизабет выжидающе молчала.
— Мне сказали, что она упала с лестницы. Сломала себе шею. Ужасная трагедия, как они говорили.
— О нет! — невольно вырвалось у Элизабет.
Джеймс резко повернул голову и посмотрел ей в лицо.
— Она всегда пыталась убедить меня в своей неуклюжести, но я видел, как она танцует. У нее была привычка вальсировать без партнера в музыкальной комнате, напевая вполголоса. Она была самой красивой и грациозной женщиной из всех, кого я знал. Иногда она подхватывала меня на руки и кружилась, усадив меня себе на бедро.
Элизабет попыталась утешить его улыбкой:
— Как я с Лукасом.
Джеймс покачал головой:
— Она не была неловкой. Не было случая, чтобы она наткнулась на что-нибудь или уронила свечу. Он бил ее. Он бил ее каждый проклятый день.
Проглотив подступивший к горлу комок, Элизабет прикусила нижнюю губу. Внезапно неукротимая ярость, с которой он обрушился на Фелпорта, приобрела новый смысл. Этой ярости было больше двух десятилетий. И она слишком долго кипела в его душе.
— А вас… он бил вас? — прошептала она. Он слегка качнул головой:
— Никогда. Я был его наследником. Он постоянно напоминал ей, что она выполнила свое назначение, обеспечив ere наследником. Ведь она была всего лишь его женой, тогда как я был его плотью и кровью.
Озноб прокатился по спине Элизабет. Она поняла, что он цитирует слова, которые не раз слышал.
— К тому же он использовал меня, — продолжил Джеймс. Глаза его потускнели, большие сильные руки дрожали. — Он использовал меня, чтобы лишний раз придраться к ней. Ему, видите ли, не нравились ее методы воспитания. Он приходил в ярость, когда она обнимала или утешала меня. Стоило ей приласкать меня, как он начинал орать, что она превратит меня в слабака.
— О Джеймс! — Элизабет протянула руку и погладила его по волосам. Она просто не могла удержаться. Она никогда не видела, чтобы кто-то так нуждался в человеческом участии.
— И я научился не плакать. — Он безнадежно покачал головой. — А спустя некоторое время стал уклоняться от ее объятий. Я надеялся, что тогда у него не будет причин избивать ее.
— Но он не перестал, правда?
— Нет. Всегда находился повод поставить ее на место. И в конечном итоге… — Дыхание с прерывистым шумом вырвалось из его груди. — В конечном итоге он решил, что ее место у подножия лестницы.
Что-то обожгло щеки Элизабет, и она поняла, что плачет.
— Что стало с вами потом?
— Это, — ответил Джеймс окрепшим голосом, — возможно, единственное светлое пятно во всей истории. Явилась моя тетка, сестра моей матери, и практически выкрала меня. Думаю, она давно подозревала, что матери приходилось несладко, но и представить себе не могла, что все так ужасно. Спустя годы она сказала мне, что была бы проклята навеки, если бы позволила моему отцу погубить еще и меня.
— Вы полагаете, он был на это способен?
— Не знаю. Я все-таки представлял некоторую ценность в качестве его единственного наследника. Но он не мог жить, не издеваясь над кем-то, а когда не стало мамы… — Он пожал плечами.
— Должно быть, ваша тетка — незаурядная женщина.
Он посмотрел на нее, более всего желая рассказать ей правду, но не мог себе этого позволить. Пока.
— Да, — сказал он севшим от эмоций голосом. — Она спасла меня. Это так же верно, как если бы она вынесла ребенка из горящего здания.
Элизабет коснулась его щеки.
— Видимо, она все-таки научила вас радоваться жизни.
— Она не оставляла попыток потискать меня, — сказал он. — В течение первого года я всячески уклонялся от проявлений ее любви. Боялся, что если она обнимет меня, то дядя изобьет ее. — С сердитым смешком он взъерошил волосы. — Можете себе такое представить?
— Что еще вы могли подумать? — тихо спросила Элизабет. — Ваш отец был единственным мужчиной, которого вы знали.