себе смешанную кровь (турок-курд, турок-татарин, болгарин-турок и т. д.). Не исключено, что они сделали свой выбор, изведав на личном опыте напряженность межэтнических отношений в империи, как предполагает Цюрхер (Zürcher, 1998: 136–137). Дальних провинций, по сути, уже не было. Курды узнали о гибели русского флота под Цусимой на следующий день по телеграфу.

Наиболее влиятельным теоретиком был Зия Гёкалп (Astourian, 1995: 28–29; Landau, 1995: 37; Melson, 1992: 166167). Наполовину курд, он родился в 1876 г. в Диярбакыре в восточной Анатолии. Закончил ветеринарный колледж, был поэтом, профессором социологии, испытал влияние Дюркгейма и Тённиса. Доказывал, что общество проходит в своем развитии через три исторических стадии. Первая — родоплеменная община, объединенная языком и этничностью, механическая солидарность ее членов (по Дюркгейму) является стержнем любого общества. Племенная общность сменяется более широкой религиозной солидарностью, в Турции это ислам. И наконец, третья современная стадия, где уже органическая солидарность зиждется на национальной культуре и национально-государственных институтах. Только национальная культура и государственный корпоративизм могут разрешить классовые конфликты и обоюдный паразитизм, привнесенный в полиэтническое общество постоянно растущим разделением труда. Греко-армянская буржуазия и турецкая бюрократия паразитируют друг на друге, вдвоем высасывая соки из нищего анатолийского крестьянина. Только нация, заключал он, способна создать то, что Дюркгейм называл коллективным сознанием, моральный императив, цементирующий общество, разобщенное разделением труда[34]. Гёкалп вслед за Тённисом проводит различие между культурой (нормы, ценности, поведение в сообществе людей) и цивилизацией (рациональная, глобальная система научно-технологического знания). Турецкая культура все еще находилась в тенетах средневекового ислама и византийских традиций. Ее было необходимо заменить европейской научно-технической цивилизацией. Но национальная идентичность не должна стать жертвой модернизации. Турки будут проводить модернизацию, бережно сохраняя культурные традиции. Свою социологическую теорию Гёкалп изложил в стихах, сильно воздействовавших на сознание образованных турок[35].

Его концепция нации стала в большей мере турецкой, чем османской. Учитывая традиции народа и угрожающий геополитический контекст, Гёкалп выдвинул идею милитаризованного автократического государства, делая ставку на молодое чиновничество и офицерство. Полиэтничность он считал удавкой на шее турецкого национального духа.

Турки выиграют войны, но проигрывают мир, когда наследуют культуру побежденных, — обычный рефрен всех имперских реваншистов (примеры — немцы и сербы, о которых речь пойдет ниже). Физически мы завоевали многих, но духовно они завоевали нас. От ассимиляции надо отказаться. Христианские меньшинства можно наделить турецкой гражданственностью, но не этничностью, «они всегда будут оставаться инородным телом внутри турецкого государства». Турецкая нация-государство нуждается в военной дисциплине:

Что есть долг? Это Глас Господень,

Живущий в сердце моего народа.

Я — воин, лишь Бог мне господин,

Я повинуюсь всем его приказам,

Без колебаний выполняя его волю.

Это было органическое понимание государства, в котором не остается места этническим меньшинствам как полноправным гражданам. Накал милитаризма тоже понятен, учитывая геополитическое положение страны в ту эпоху.

Еще одним влиятельным теоретиком был Ага-оглы Агаев, родившийся в 1869 в состоятельной мусульманской семье в российском Азербайджане. В молодые годы он считал себя не турком, а персом, как это делали многие мусульмане, гордившиеся древней славой персидской культуры. Он знал, что Россия эксплуатирует тюркские народы, угнетенные и политически, и экономически. В ранних статьях он требовал политических прав для тюркского населения России, еще воздерживаясь от националистической терминологии. Образование он получил в Париже, был увлечен религиозно-националистическими идеями Ренана и арийской теорией. Впоследствии это привело Ага-оглы к восприятию шиизма и персидской идентичности как краеугольного камня национальной модернизации (персы были арийцами, а турки — нет). Во время Русской революции 1905 г. он стал свидетелем тех зверств, которые творили в Азербайджане русские и армяне против местных турок. Он был убежден, что армяне не хотят равноправных отношений с турками. В 1908 г. после военного переворота в Турции (см. ниже) он объявил себя младотурком. Стал инспектором народных училищ, отказался от персидской и исламской идентичности в пользу тюркской. Изменение фамилии на Ага-оглы знаменовало принятие идей пантюркизма. Его национализм был окрашен в иные тона, чем у Гёкалпа. Он знал, как Россия умеет угнетать, разделять и властвовать, стравливать между собой христиан и мусульман. Этот опыт привел его и многих других эмигрантов к идеям тюркского национализма. Таких, как он, было немного, но именно они активно публиковались в появившейся тогда националистической прессе (Arai, 1992: 55; Landau, 1995: 35–36; Poulton, 1997: 68–75; Shissler, 2003).

Заслуга этих интеллектуалов состояла в том, что они смогли воплотить и теоретически оформить то революционное брожение умов, которое испытывало молодое поколение образованных турок, стремящихся к модернизации. Именно они представляли среднее управленческое звено в гражданских и военных учреждениях. Они закончили одни и те же учебные заведения: Академию гражданской службы, Военную академию, Военно-медицинский колледж, все они жили в Константинополе. Выпускники, овладевшие теорией национализма, быстро смогли применить ее на практике — в армии, управлении провинциями, в особенности в европейской, но все еще турецкой Македонии и Фракии. Гёкалп и Ага-оглы были удостоены избрания в Центральный комитет партии «Единение и прогресс», полуподпольной организации, которая со временем оформилась как левое, радикальное крыло движения младотурков, еще их называли иттихадистами (унионистами).

Иттихадисты проделали эволюцию в трех направлениях. Вначале они создали теорию идеологической власти. Реформаторы утверждали, что современному государству нужен культурный и образовательный фундамент. Они были истовыми приверженцами идеи меритократии, основанной на приобретении технических и научных знаний. Они были вполне светскими людьми. Им не хватало дерзости открыто выступать против ислама, более того, они сознавали, что именно эта могущественная религия служит объединяющим началом столь же могучей империи. В вопросах образования и языка младотурки сполна проявили себя как убежденные националисты. Они требовали упростить турецкий язык и письменность, очистить их от арабских и персидских заимствований, создать поэтический размер, исходя из законов турецкого языка, чтобы поэзия стала ближе и понятнее народу. Стихи самого Гёкалпа служили образцом новой народной поэзии. Вопросы языка стали чуть ли не главными темами в националистических журналах (Arai, 1992). Младотурки мечтали о бесплатном обязательном образовании на модернизированном турецком языке. Турецкий был провозглашен языком государственного просвещения, то есть инструментом принудительной ассимиляции, что характерно для всех органических националистов. Движение в основе своей было меритократическим. Вот кто впоследствии вошел в «триумвират». Талаат-паша родился в Болгарии, в семье новообращенных мусульман. Его мать омывала покойников, что считалось презренным занятием. Был учителем турецкого языка в еврейской школе, потом стал почтальоном и телеграфистом. Имел карьерный рост — стал старшим телеграфистом. Энвер-паша родился в бедном квартале Стамбула в семье мелкого железнодорожного чиновника. Поступил в военный лицей и учился блестяще. Образование завершил в