Мои подсчеты несколько расходятся с выкладками Кансу в отношении численности партий, которую он приводит на страницах 238–239. Этническая и партийная принадлежность трех депутатов не определены (общее число депутатов парламента определить с точностью тоже невозможно). Турки, арабы, курды и албанцы были мусульманами. Болгары, сербы, греки и армяне — христианами. Греческие депутаты обычно голосовали списком. По социальным и экономическим вопросам они выступали как центристы и как консерваторы в поддержку монархии и сохранения системы миллета.

Некоторые депутаты переметнулись в другую партию, едва оказавшись в парламенте. Набрав голоса на популистских лозунгах, они присоединялись к правым. Таблица 5.1 указывает на преобладание независимых центристов, которые не являлись сплоченной фракцией. Большинство депутатов от «Единения и прогресса» (младотурки) были турками по национальности, при этом за них голосовало много евреев, армян, албанцев. Младотурки также пользовались поддержкой болгарских и армянских социалистов. Греки не примыкали к младотуркам, потому что желали оставить при себе традиционные привилегии миллета, арабы и курды, лояльные султану, тоже оставались в стороне. Партия «Единение и прогресс» имела сильное влияние в европейской части страны и в западной Анатолии. В восточной Анатолии армянские кандидаты, которые могли бы поддержать младотурков, уступили своим соперникам — турецким и курдским консерваторам (Ahmad, 1982: 405–421). «Единение и прогресс» апеллировала к более либеральным, менее религиозным слоям общества и находила поддержку среди нетурецких этнических групп. Фракция младотурков почти на две трети состояла из офицеров и учителей, в других фракциях их число не превышало и трети[37].

Члены других фракций чаще были юристами или крупными землевладельцами (включая арабских шейхов). Исламских муфтиев и улемов можно было отыскать во всех партиях, включая «Единение и прогресс», хотя высшие церковные иерархи поддерживали трон. Среди младотурков преобладало государственное чиновничество и деятели образования.

Парламенту не хватало консенсуса. «Единение и прогресс», как самая сплоченная фракция, могла провести тот или иной закон, лишь опираясь на независимых депутатов. Это требовало определенной изворотливости, не исключались и коррупционные сделки. Младотурки сохраняли поддержку разных этнических групп, а влияние двора падало. Но когда дело дошло до созидательных реформ, возникли трудности. «Единение и прогресс» поддерживала государственную централизацию и образование на турецком языке, христиане и некоторые мусульмане были против. Христиане, албанцы, арабы выступили в полной боевой националистической раскраске после того, как старый режим был побежден. И все же до 1913 г. не раз делались попытки примирения, ведь младотурки нуждались в любой поддержке. Они были немногочисленны и не очень влиятельны на общенациональном уровне. В большинстве городов реформаторы старались опереться на местную знать и церковь. Бывало и так, что рядовые руководители на местах не выказывали должной преданности идеям движения. Хотя проведенные чистки нанесли ощутимый удар по политической и военной бюрократии, влияние младотурков в армии оставалось шатким. Многие молодые высокообразованные офицеры никогда не были в бою и не имели должного авторитета среди солдат. В этнической сфере их План А (см. таблицу 1.1) из последних сил цеплялся за мультикультурализм: союз со всем врагами султана, включая армян.

Дремлющий вулкан проснулся в следующем году. Вслед за армейскими мятежами в апреле 1909 г. последовали кровавые чистки в Киликии рядом с городом Адана. Толпа растерзала более 20 тысяч армян (и около тысячи мусульман). Не нашлось доказательств, что погромы были инспирированы двором или иными властными кругами в Константинополе. Некоторые свидетели считали, что за этой резней стояли радикальные младотурки из Салоник и лично д-р Назим (о нем мы расскажем позже) (Вадпап, 1997Б: 246–247). Дадрян (Вадпап, 1992: 274–275) уверяет, что это кровопролитие стало генеральной репетицией тотального геноцида, к которому готовилась партия «Единение и прогресс», но не предъявляет никаких доказательств. Кеворкян (КёуогИап, 1999), в свою очередь, приводит доказательства, что местные младотурки (среди них журналисты иттихадистской газеты в Адане и партийные лидеры в Адане и Тарсусе) выступили подстрекателями погрома вместе с консервативными политиками, офицерами и духовенством. У некоторых были подозрения, что армяне готовят вооруженное восстание, многие в это верили, но вряд ли это было так. В любом случае, вся информация контролировалась младотурками и, скорее всего, им удалось убедить константинопольские власти в своей правоте.

На подавление беспорядков были посланы войска, бунт был почти усмирен, но кто-то начал стрелять в солдат, и те присоединились к погромщикам. Положение было очень напряженным. Адана тогда был промышленно развитым и этнически разобщенным городом. Греки были крупными магнатами, армяне представляли собой среднюю буржуазию, специалистов, квалифицированных рабочих. Мусульман раздражало богатство их христианских соседей. Армяне, уехавшие за границу еще до начала событий, массово возвращались после подавления беспорядков и требовали возврата собственности, захваченной турками и курдами. В 1908–1909 гг. много мусульманских беженцев из Европы и с Кавказа начали заселять этот регион. Таким образом, этнорелигиозный конфликт имел серьезные экономические предпосылки. События в Адане очень напоминают кровавые мятежи, которые не так давно прокатились по Индии (см. Brass, 1997; Tambiah, 1996). Эту тему подробнее мы обсудим в главе 16. Как и в Индии, в Адане ситуация была крайне напряженной, слепые фанатики сработали как провокаторы, произошли кровавые инциденты, спровоцировавшие насилие (молодой армянин застрелил двух турецких головорезов, которые на него напали), множились слухи, один зловещее другого, резня развернулась при попустительстве или подстрекательстве местных политиков, военных и полиции.

События в Адане выделяет то, что (в отличие от Индии) верховная власть не приняла сразу суровых мер для пресечения кровопролития и не наказала потом виновных. Кеворкян полагает (но не может доказать), что младотурки и были истинными вдохновителями этой бойни. Я же более склонен верить, что мятеж произошел из-за слабости и внутренних противоречий правящего режима. Младотурки еще не накопили сил и были вынуждены лавировать между либералами, исламистами и придворной бюрократией. И хотя младотурки были формальными союзниками армян, они считали, что, в отличие от турецких фракций, армянам больше некуда податься. Видимо поэтому они не поспешили к ним на помощь. Три инстанции, расследовавшие обстоятельства, разошлись во мнениях, что еще раз подчеркивает раскол в правящих кругах. Военный трибунал обелил власти и во всем обвинил армян, две парламентские комиссии умудрились составить три разных доклада. Кабинет снял вину с армян, которых он признал «жертвами беспочвенных подозрений и провокаций».

Ну а потом наступило глухое молчание. Именно это бездействие, по мнению Дадряна и Кеворкяна, подкрепляет их версию о том, что массовые убийства были провокацией правительства. Но при таких обстоятельствах замалчивание является обычной государственной практикой и не может служить доказательством вины режима. Турецкие лидеры очень хотели положить это дело под сукно. Лишь некоторые деятели (под давлением армян и греков) пытались привлечь виновных к