– А разве ты ехала с ним не с самого начала? – почти хором спросили Крымов, Надя и Шубин.

– Не знаю…

– Как это?

– Да очень просто… Я так в последний день устала, мотаясь по Москве в поисках подарков для мамы, что, добравшись до купе, сразу же легла спать… А проснулась уже в полдень, Олег поздоровался со мной и предложил выпить с ним кофе… Так мы и познакомились.

В приемной стало тихо.

– Знаете, может, она и права, – сказал Шубин, – во всяком случае, месть Оленину за год могла стать у Шонина навязчивой идеей…

– Больше того, – добавила Надя Щукина, – он мог действовать не один, а с женщиной, о которой нам пока ничего не известно… Вот вам и туфли на шпильке…

– Маловероятно. Но принять во внимание можно, – кивнул головой Крымов. – Разбегаемся?..

* * *

Увидев очередь в гнойное отделение, где работал Сережа Иноземцев, Юля расстроилась. Она понимала, что стоит ей сейчас попытаться пройти без очереди, как начнется скандал, она услышит в свой адрес такое, после чего останется только бежать отсюда, а потому села на свободный стул и, не проронив ни слова, стала ждать. Но вытерпела всего пару минут, после чего резко встала («В конце-то концов, я пришла по делу, а не на перевязку!») и, стараясь не слушать, что ей кричали вслед, распахнула дверь и оказалась лицом к лицу с Иноземцевым. Сердце ее колотилось, она была сердита на себя, на свою трусость и мнительность, которые постоянно мешали в работе.

– Привет, Сережа, – сказала она, стараясь не смотреть, как Сергей черпает специальным приспособлением гной из огромной резаной раны, как заливает туда пенящуюся перекись водорода и привычным движением накладывает повязку с неприятно пахнущей мазью Вишневского… Старик, на ягодице которого проводилась эта операция, громко матерился, заглушая Юлин голос.

Старик встал, дрожащими руками натянул белье, брюки и, пошатываясь на ослабевших ногах, вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь. Иноземцев щелкнул ключом и повернулся к Юле.

– Привет, птичка… Каким ветром? У тебя много таких клиентов, как Чайкин?

– А что, с ним ты уже закончил?..

– Конечно, он теперь как огурчик… Сколько я тебе должен за посреднические услуги?

И ведь, что самое главное, он не шутил! Он действительно намеревался расплатиться с Юлей наличными и даже полез для этого в карман, предварительно стянув с пухлых пальцев тонкие резиновые перчатки.

– Сергей, сядь и внимательно меня выслушай… Дело в том, что то кольцо, которое я у тебя купила, раньше принадлежало Инне Шониной, девушке, зверски убитой ровно год назад… Это кольцо признал ее родной брат, Олег Шонин, который приехал из Москвы специально для того, чтобы продолжить расследование ее убийства… Теперь ты понимаешь, в какую историю вляпался?

– Какое кольцо, помилуй бог?! – тихим вкрадчивым голосом произнес Иноземцев, тараща на Юлю свои прозрачные невинные глаза и пожимая полными плечами, обтянутыми белым накрахмаленным халатом. – Я не продавал тебе никакого кольца…

Теперь Юля вытаращила глаза. Она поняла, что ее обманули. Что она попалась, как девчонка. Ну, конечно, разве сможет она доказать, у кого она купила это кольцо? А раз не сможет, то Олег Шонин вполне может думать, что это она, а не Иноземцев, причастна к краже кольца, а то и к убийству Инны… Вот уж вляпалась так вляпалась…

– Значит, ты мне никакого кольца не продавал?!

– Я впервые о нем слышу… Да и вообще, Юлечка, какое кольцо может быть у меня, нищего хирурга?

– Я записала наш с тобой разговор…

– Не ври, у тебя ничего нет на меня… А теперь уходи и не мешай мне работать… – Он, легонько подтолкнув ее к двери, открыл ее ключом, распахнул и крикнул: – Кто следующий?!.

* * *

«Насекомое» она увидела сразу и только спустя мгновение поняла, что оно сидит в машине Крымова. Они куда-то направлялись. Юля, которая никак не могла прийти в себя после визита к Иноземцеву и думала только о том, как же отомстить ему, доказать причастность Сергея к этому злосчастному кольцу, колесила по городу, то кружась вокруг Театральной площади, то вылетая на загородное шоссе. Ей казалось, что только скорость, только встречный ветер и смертельная опасность выведут ее из состояния тупого оцепенения.

Она презирала себя за ту вольность, которую позволила себе в ресторане с Крымовым, и за все то, что за этим последовало…

Девушка с «конским» хвостом рядом с Крымовым заставила ее зареветь. Вот как, значит, господин Крымов, ее жених, проводит свободное время… Да и откуда вообще у него могло появиться свободное время, если они только что распределили обязанности и бросились врассыпную – работать?! «Свинья, негодяй, мерзавец!» – шептала она, давясь слезами и несясь на огромной скорости за машиной Крымова. Она хотела врезаться в нее, смять ее сверкающий зад, да так, чтобы это зловредное «насекомое» влепилось своим нежным личиком прямо в стекло…

Между тем машины вырвались из города и помчались в сторону кладбища, миновав которое устремились дальше к лесу.

На лесной дороге, не понимая, почему Крымов до сих пор не заметил ее машину, но зато отлично понимая, чем может в лесу заниматься парочка, резко развернулась и, сбавив скорость, направилась в город…

На шоссе выяснилось, что бензин кончился. Машина встала. Юля вышла из нее, села на обочину и разрыдалась.

Она не слышала, как рядом с ней остановилась машина, из которой вышли двое.

– Салют…

Она подняла голову и увидела склонившихся над ней мужчин.

– Что, кончился бензин, детка?

Ротвейлер одним прыжком подскочил к хрупкой и изящной борзой и, повалив ее на пыльную арену своими мощными лапами, схватил мертвой хваткой за горло… Несчастное животное забилось в судорогах, а публика забилась в какой-то захлебывающейся истерике… Здесь были и крики женщин, и тоненькое повизгивание совсем еще юных созданий, и почти рычание озверевших мужчин, которые специально приехали в этот лес, в этот закрытый вольер, превращенный в специальную арену собачьих боев, чтобы насладиться незабываемым зрелищем всех времен и народов – прилюдной кровавой смертью слабых…

Когда ротвейлера оторвали от уже мертвой и неподвижной борзой, белоснежная шерсть которой окрасилась густой алой кровью, как и морда тяжело дышащего ротвейлера, Крымов услышал, как кто-то за его спиной начал блевать… От этих звуков поднялись кверху бутерброды, сделанные руками заботливой Щукиной…

Девушка с «конским» хвостом, сидящая рядом с ним, чувствовала себя в отличие от той, которую тошнило где-то сзади, превосходно. Крымов видел, как ноздри ее раздувались, грудь дышала ровно, а на лице появился нехороший, садистский румянец… Но самым ужасным было то, что эта девушка, которую он в постели называл не иначе, как «мое насекомое», улыбалась… У нее были превосходные зубы, да и вся она была породистая, красивая, здоровая… Любовница сразу нескольких присутствующих на этом празднике избранных местных воротил, скупивших полгорода, она ничего не скрывала от своих мужчин и вела абсолютно свободную и независимую жизнь. Крымов знал, что она считает его «интеллигентом несчастным», «белоручкой», «чистюлей, каких свет не видывал», но разубеждать девушку ни в чем не собирался. Он ждал удобного момента, чтобы расстаться с ней, но тот человек, который сидел внутри его и страдал от трудного характера Земцовой, превращавшей его в тряпку, в ничтожество, твердил ему, что девушка с «конским» хвостом ему еще пока нужна… Пока… Но сколько будет длиться это «пока», он, конечно, не знал.