Я решила открыть Уильяму Стокеру все карты:

– Колли, дочка Джин, хранила эту этикетку с именем вашего отца многие годы. Я думаю, Джин хотела, чтобы Колли его отыскала. Мне рассказали, что с Джин произошел некий странный случай в день тридцатилетия – нервный срыв или даже внезапное психическое расстройство, – а потом она пропала. Я решила, может, ее куда-то отправили. Например, в Причард.

Мой собеседник не кивнул и не выразил ни малейшего удивления, лицо его будто окаменело.

Я продолжила:

– То же произошло и с Колли.

В его глазах что-то блеснуло.

– Я знал Колли.

– Так вот у нее тоже произошел какой-то срыв в тридцать лет, и она окончила свои дни в Причарде. То же самое произошло и с дочерью Колли, моей мамой. Как ни странно – в том же возрасте. Хотя у меня нет прямых доказательств, я практически уверена, что мой отец тоже упек ее в психушку. Она скончалась, как и ее бабушка и мама, при весьма странных обстоятельствах.

Он так долго смотрел на меня, что я уж решила, что он счел меня совершенно сумасшедшей и разрабатывает план, как бы ему половчее закончить разговор.

– То есть вы считаете, – наконец заговорил он, – что то же может произойти и с вами?

– Можно сказать, что боюсь, да.

– И вам, судя по всему, скоро будет тридцать.

– Да, через два дня.

Он кивнул, отвел взгляд и скрестил руки на груди с такой силой, будто хотел от чего-то защититься. Обвел взглядом луг, где пара коров мычала о чем-то своем, потом сказал:

– Я знаю кое-что о Джин Вутен и моем отце. – Морщины вокруг его рта стали глубже, глаза затуманились. – Хотя не уверен, что такими вещами стоит делиться с посторонними. Отец был очень скрытный человек.

– Расскажите, – попросила я. – У меня нет ни малейшего желания бросить тень на чье-либо имя. Просто мне нужно узнать правду о моей прабабушке.

Он поскреб щеку и вновь окинул взглядом свои владения.

– Все мы в последний раз видели Джин Вутен в ту ночь, когда странствующий проповедник проводил обряд пробуждения. Это стало притчей во языцех, на службе была вся округа. Кроме нас с отцом: в ту ночь он был, как бы это сказать… чем-то взволнован.

Рассказчик сжал губы. Я ждала продолжения.

– И больше ничего не помните?

– Поговаривали, она сбежала с проповедником.

– А вы как думаете?

Он колебался.

– Вы не можете рассказать мне… что было дальше?

Он грустно улыбнулся, потом тряхнул головой:

– Она не сбежала с проповедником.

Я снова протянула ему этикетку:

– Насколько мне известно, Колли никогда не общалась с вашим отцом. Не можете предположить, почему Джин хотела, чтобы она с ним связалась?

– Бог мой. – Он снял очки и потер глаза. – Как я мог забыть, надо же. – Он посмотрел на меня. – У меня для вас кое-что есть. Подождите, пожалуйста.

Он пошел в дом: большая, ослепительно белая дверь с резным медальоном захлопнулась за ним. Мы с Джеем молча переглянулись и стали ждать. Спустя пару минут он вернулся с голубым шелковым кошелечком для мелочи с застежкой из потемневшего серебра.

Уильям протянул мне кошелек. Я открыла его и вынула толстую пачку аккуратно свернутых старых купюр.

Уильям откашлялся:

– Перед смертью отец рассказал мне немного о Джин. Об их отношениях. Я абсолютно уверен, что о многом он не говорил ни одной живой душе. Он был тактичным человеком, мисс Белл, порядочным человеком. Джин попросила его сберечь эти пятьдесят долларов для Колли, но за деньгами так никто и не пришел.

Купюры затрепетали в моих руках от налетевшего ветерка. Пятьдесят долларов, отложенные для маленькой дочки. Было в этом что-то пронзительное.

– Теперь они ваши. – Он поправил очки. – По тем временам это были немалые деньги, и теперь они, наверное, чего-то стоят, это ведь уже антиквариат.

– Даже не знаю, что сказать, – улыбнулась я ему. – Спасибо вам большое.

Он опять кивнул.

– Джин Вутен не бросила семью, она не сбежала с проповедником. – Его голос дрогнул. – Я точно не могу сказать, что случилось с ней той ночью, но уверен на сто процентов, что она не сбежала бы из города. Она любила моего отца, а он любил ее.

– Мистер Стокер…

Но, очевидно, разговор был окончен: он кивнул нам на прощание, развернулся и поднялся вверх по ступеням, так и не закончив ужина.

28 сентября 2012, пятница

Долина Сибил, Алабама

Итак, Уильям Стокер рассказал, что Джин и ее муж Хауэлл посещали баптистскую церковь: не так уж много, да и что я там могу найти, но я решила для начала пойти туда.

В долине было всего три баптистские церкви, помимо двух методистских, одной библейской церкви Христа, а также полуразвалившейся придорожной лачуги с нарисованной от руки вывеской «Скиния святости Яхве». Мы выбрали самую старую на вид, неподалеку от города, – традиционное белое здание с зеленой крышей и шпилем.

Поднявшись по истертым ступеням, мы оказались в прохладном сумеречном помещении, где пахло плесенью и моющим средством с лимонной отдушкой. Два ряда блестящих деревянных скамей окаймляли центральный проход, застланный лилово-розовым ковром и упиравшийся в простое белое возвышение, на котором золотом был выведен крест.

Из дверей возле кафедры вышел бледный мужчина с признаками синдрома Дауна и неуклюже направился к нам. У него были густые сальные волосы и зеленая бейсбольная куртка, на которой было вышито «Брат Боб».

– Привет, – обратился к нему Джей. – Вы не против, если мы тут походим и посмотрим?

Боб остановился и внимательно посмотрел на нас, поскреб в затылке:

– Вы записаны тут, вы из этого прихода?

– Мы не члены церкви, просто проезжали через ваш город и решили заглянуть, – ответила я. – Хотели посмотреть, что тут и как.

Брат Боб кивнул:

– Брат Ларри будет позже.

– Хорошо, – сказала я. – Если можно, мы сейчас посмотрим церковь. – У Джея зазвонил телефон, и эхо отразилось от пустых стен.

– В церкви нельзя пользоваться телефоном, – сообщил брат Боб. – Нельзя слушать музыку и пить пиво.

Джей передал телефон мне, и я выскочила в притвор, закрыв за собой тяжелые двойные деревянные двери, которые звучно грохнули в тишине.

– Алло.

– Алтея, это Бет Барнс из Причарда.

У меня перехватило дыхание.

– У вас все в порядке, нет проблем из-за того, что я уехала?

– Нет, пока нет. Они не ждут тебя до отбоя. Просто… Кто-то приезжал в больницу и спрашивал о тебе, некая женщина, и я решила, что лучше тебя предупредить.