— Нет. — Коротко и ясно. — Совершенно невозможно. Целую неделю не связывался с Афинами, — не представляю, как можно перепутать несуществующее поручение. И потом, вы говорили, что машину заказывала девушка. Понятия не имею, кто бы это мог быть. Нет, сожалею, но ко мне это не имеет ни малейшего отношения. — Он чуть помолчал и добавил уже другим тоном, словно почувствовал, что был слишком резок: — Но пожалуйста, не беспокойтесь больше. Скоро мы во всем разберемся, и вы сможете спокойно насладиться Дельфами. Думаю, они того заслуживают.

— Они, должно быть, очень хороши.

— Очень. — И он эдак с ленцой кивнул вперед. — Селение отсюда не видно, но руины лежат по эту сторону горы, в изгибе, под вон теми высокими скалами. А это вот — храм Аполлона, в скалах, его еще называют храмом Солнца. Видите?

Я видела. Прямо перед нами выступал далеко в долину огромный утес, поток оливковых рощ завихрялся вокруг него, словно вода вокруг носа корабля, и разливался большим гладким озером, заполняя равнину. Наверху, где утес под углом примыкал к горе, взору открылся храм Аполлона — шесть каменных колонн абрикосового цвета, сияющих на темном фоне вздымающихся деревьев. Над ними возвышались выжженные солнцем скалы, а у подножия колонн виднелось беспорядочное скопление камней — пока еще неразличимые сокровищницы и святилище. С дороги колоннада казалась какой-то нереальной, не каменной, которую можно пощупать рукой или обработать резцом, а иллюзорной, точно воздвигнутые музыкой колонны из древней легенды; покинутая обитель олимпийца, плывущая — согретая ладонями бога — между небом и землей. Вверху — неописуемое небо Эллады, внизу — серебристый поток олив, вечно струящийся к морю. Ни дома, ни человека, ни зверя. Как в начале начал.

Тут я осознала, что Саймон Лестер остановил машину. Мы, должно быть, стояли уже несколько минут у края дороги в тени пинии. Он молчал. Я тоже.

Но я заметила, что смотрит он не на сверкающие колонны Аполлона. Предмет его пристального внимания располагался где-то гораздо ближе по склону, над дорогой. Я проследила за его взглядом, но ничего не увидела, только голые скалы — зыбкие, плавно текущие вверх в прозрачном мерцании зноя.

Чуть помолчав, я спросила будничным тоном:

— А селение на другой стороне?

— Да. Дорога идет через ту рощу у подножия развалин, огибает склон, а там прямиком в Дельфы. За селением она довольно круто спускается на равнину. Криса — та самая, откуда ваш приятель из кафе, — лежит примерно посредине этого спуска. А на равнине дорога разветвляется — на Амфиссу и на Итею.

— Итея? Там рыбацкая гавань? Где в стародавние времена высаживались паломники?

— Да. Вон, видите дома на берегу моря. — Он внезапно сменил тему, но так плавно, что я поняла: Саймон думал о своем и мысли его были отнюдь не о здешних красотах и о дороге на Итею. — Мне все же любопытно, как вы узнали мое имя. Я так понимаю, от тех мужчин в Арахове. Они что-нибудь сказали?

— Нет, право же. Я пыталась им объяснить, почему никак не решаюсь дать задний ход — просто раньше я этого никогда не делала, а эта машина к тому же такая длинная. Я сказала, что она не моя, что она для некоего Саймона в Дельфах. У них стал такой вид, будто они что-то знают. Потом один что-то сказал остальным, и они все повернулись и уставились на вас. Они так странно смотрели. Не знаю, может, вы заметили?

— Заметил.

— Ну вот и все. Похоже, когда вы появились, они решили, что вы именно тот, кто должен заняться машиной. А потом, когда вы сказали, что прибыли из Дельфов, я подумала, что вы, должно быть, Саймон — «мой» Саймон. Они… — Я запнулась в нерешительности. — Они, кажется, тоже так подумали.

Мгновение, и рука его потянулась к зажиганию.

— Ну так, — спокойно сказал он, — чем быстрее мы доберемся до Дельфов и найдем вашего человека, тем лучше, согласны?

— Конечно. — Я рассмеялась. — Может, он уже стоит у дороги, вглядываясь в даль и пританцовывая от нетерпения. Если только тот человечек не обманул и это действительно дело…

Я остановилась. Только сейчас, повторив чисто автоматически эти слова, я вспомнила.

— Что такое?

Глядя на него, я медленно проговорила:

— Дело жизни и смерти.

Мы поехали дальше. Быстро. Под нами растекалось, волнуясь, море олив — точно сизый туман. А вверху безжалостное солнце ударяло знойными лучами в скалу, словно в медный гонг.

— Он больше ничего не сказал? — спросил Саймон.

— Нет. Но дважды повторил эту фразу.

— «Дело жизни и смерти»?

— Именно. Только мы, конечно, говорили по-французски. Звучало это так: «il у va de la vie».

— И вам показалось, что он говорит серьезно?

Я медленно произнесла:

— Да. Я ему поверила. Не знаю, как сейчас, но тогда я в самом деле поверила, что дело неотложное, потому и проделала эту глупость с машиной.

— Вы взяли машину, а с ней и ответственность из-за какого-то подсознательного чувства крайней необходимости?

— Звучит чересчур определенно, на деле было не так; к тому же были и другие… другие причины. Но в общем, да. Все правильно.

Машина с ревом взобралась по длинному склону, повернула и пошла вниз. Я откинулась на горячую кожу сиденья, сложила руки на коленях и, не глядя на попутчика, сказала:

— Если человечек не обманул, то это даже хорошо, что вы не тот Саймон, правда?

— Даже хорошо, — проговорил он без всякого выражения. — Вот мы и приехали. С чего начнем? С Саймона или гостиницы?

— Со всего сразу. Может, служащие что-нибудь о нем знают; надеюсь, они говорят по-английски. С моими шестью греческими словами далеко не уйдешь.

— С другой стороны, — мрачно заметил Саймон, — они могут завести вас гораздо дальше, чем вы рассчитывали.

Мне повезло: в гостинице был свободный номер.

— Но к сожалению, только на одну ночь. — Хозяин хотя бы говорил на прекрасном английском. — Мне очень жаль, но я не могу сказать ничего определенного о дне завтрашнем. У меня… э-э… как это вы называете?.. предварительный заказ. Возможно, я и смогу принять вас, а возможно, что и нет. Если же не смогу, дальше по улице располагается «Касталия», а на другом краю Дельфов есть домики для туристов. Оттуда открывается величественная панорама, но, — он очаровательно улыбнулся, — там очень дорого.