– Да, конечно. Я бы сама долго об этом не знала, если бы не моя горничная. До того как поступить на службу к нам, она работала в другой семье, и она увидела признаки беременности – меня тошнило по утрам, дважды не пришли месячные, любые прикосновения к груди стали болезненными. Мы бесконечно обсуждали, что делать: рассказать обо всем маме и папе, рассказать обо всем только одному Торну, чтобы он меня куда-то увез, где я могла бы родить ребенка. Обратиться к кому-то из офицеров, чтобы помог найти Лайонела? Как ты можешь себе представить, я была в отчаянии.

– Я уверена, что ты была в ужасном состоянии.

– Лайонел отсутствовал уже несколько месяцев, и я понятия не имела почему. Я… не смела никому ничего рассказывать о ребенке, пока не узнаю, что же случилось. – От одних воспоминаний о том периоде жизни Гвин стало дурно. – Затем однажды утром у меня началось сильное кровотечение, и моя горничная тайно привела свою подругу-акушерку, чтобы та меня осмотрела. Акушерка сказала мне, что я на самом деле была беременна и потеряла ребенка.

– Учитывая, что Лайонел к тому времени уже уехал, я предполагаю, что для тебя это в некотором роде было благом.

– Я так и думала в то время. Но потом я стала размышлять над случившимся… Может, причиной выкидыша стал мой ужас от возможного появления на свет незаконнорожденного ребенка. Может, если бы я была поспокойнее или приняла какое-то решение, или…

– Моя дорогая, ты сама не сделала ничего плохого. Ты не вызывала выкидыш специально.

– Не знаю. – Гвин обняла себя руками за талию, желая магически вылечить все, что могло быть не так в ее организме. – Акушерка, которая осматривала меня и то кровавое… месиво, которое вышло из меня, сказала, что у меня какое-то не такое строение матки. И это означает, что я никогда не смогу выносить ребенка. Если это так, то сама я ничего не сделала для того, чтобы вызвать выкидыш. Хотя это мало утешает, когда я думаю о том, что это также означает: у меня какое-то неправильное тело для рождения детей.

– Хм, – произнесла Беатрис, скептически глядя на Гвин. – Значит, до сегодняшнего дня о том, что у тебя случился выкидыш, знали только твоя горничная и ее подруга?

Гвин кивнула, в горле у нее стоял комок.

– Они с моей горничной яростно спорили о причине выкидыша, и моя горничная не согласилась с мнением своей подруги. Но что, если акушерка была права?

– А если она ошиблась? Может, это была какая-то ошибка природы, и винить в этом совершенно некого. Несчастный случай. Никто не может знать точно. Хотя я плохо подхожу для обращения за советом по этому вопросу, потому что детей у меня еще нет. – Беатрис немного подумала, потом спросила: – А ты обращалась к кому-то из врачей в Лондоне?

– Как я могу это сделать? Та горничная не поехала с нами и осталась в Пруссии, так что мне нужно или как-то самой искать врача, или обращаться за помощью к маме. Я не знаю врача, которому я могла бы доверить такую тайну. – Она с беспокойством посмотрела на Беатрис. – Если это станет достоянием общественности, не только я одна пострадаю от сплетен. Всей семье придется с этим жить.

– Ты права. – Беатрис смотрела на нее с беспокойством. – Я знаю, что тебе не понравится то, что я сейчас собираюсь сказать. Но тебе на самом деле следует поговорить об этом с твоей матерью. Она родила пятерых детей от трех разных мужей. Если кто-то и знает о том, как все это происходит, то это она.

– Но тогда мне придется рассказать ей о том, что я сделала с Лайонелом, – в голосе Гвин звучало отчаяние. – Мама придет в ужас.

– Сомневаюсь. Твоя мать кажется мне стойкой и практичной женщиной.

Как интересно, что Джошуа говорил фактически то же самое.

– Не знаю…

– По крайней мере, тебе следует поговорить с ней перед тем, как говорить с Джошуа.

– Наверное, ты права. – Гвин сглотнула слезы. – Но как мне сказать Джошуа, что я, возможно, никогда не смогу родить ему ребенка?

Беатрис обняла Гвин за плечи.

– Если он тебя любит, это не будет иметь для него значения.

– Или он скажет, что это не имеет для него значения, но думать будет совсем по-другому.

Выражение лица Беатрис стало скептическим.

– Ты когда-нибудь видела, чтобы мой брат говорил одно, а имел в виду другое? У него вообще проблемы с тем, чтобы скрывать свое мнение от окружающих.

Когда Гвин вопросительно посмотрела на Беатрис, та пояснила:

– Я знаю: это наше семейное проклятие. И Джошуа является самым блистательным – или, если хочешь, ужасающим – примером его проявления, все зависит от того, как ты на это смотришь. Он говорит то, что думает. Поверь мне: если его будет беспокоить твоя неспособность иметь детей, он тебе прямо об этом скажет.

– Надеюсь, что ты права.

Хотя Гвин теперь вообще не была уверена ни в чем, касавшемся Джошуа.

– Ты его любишь? – спросила Беатрис.

Этот вопрос застал Гвин врасплох.

– Я имела в виду: я знаю, что вы на самом деле об этом не говорили, – поспешно добавила Беатрис. – Но…

– Если честно, я не уверена в том, что чувствую. Если желание прижимать его груди в эту минуту и задушить в следующую является любовью…

– Я абсолютно уверена, что такое отношение – это часть любви. – Беатрис отвернулась. – Но в большей степени речь идет о доверии… доверии к человеку в такой степени, что ты знаешь: независимо от того, что ты ему скажешь, он будет на твоей стороне, и это не изменит его отношения к тебе. Именно поэтому не стоит влюбляться в человека, которому ты не доверяешь.

Несмотря ни на что, Гвин на самом деле доверяла Джошуа. По крайней мере, она доверяла ему сейчас. Она просто боялась, что потеряет его, если он узнает, что она, возможно, бесплодна. Если он вообще когда-либо был ее.

– Я собираюсь сказать тебе кое-что, что мне, вероятно, говорить не следовало бы, – объявила Беатрис. – Мой брат сказал мне это с глазу на глаз, хотя не просил хранить в тайне. Но я его люблю и хочу для него всего самого лучшего, и я думаю, что ты и есть это лучшее.

Гвин ничего не ответила, только выжидающе смотрела на Беатрис.

– В тот вечер, когда я застукала вас вдвоем, я пригрозила ему на тот случай, если он принесет тебе какой-то вред, а он ответил: «Я никогда не принесу ей зла. Пока я живу и дышу». Это сильные слова для Джошуа. И хотя я думаю, что потом он смутился, потому что показал свои истинные чувства, я также думаю, что он имел в виду именно то, что говорил.

Гвин была шокирована. Да, это на самом деле было сильно сказано, и ей было даже трудно представить, что Джошуа такое сказал. Но Беатрис не стала бы врать о таких вещах. Гвин это знала точно так же, как знала, что Джошуа на самом деле никогда не принесет ей вреда даже во время своих вспышек ярости. По крайней мере, физически.

Может ли он принести ей боль какими-то другими способами? Во время их следующего спора? Может он ее обвинить в том, что была с другим мужчиной до брака? А если они не смогут иметь детей, станет ли он бросать ей это в лицо?