Мстислав Мстиславич время от времени натягивал поводья, и для каждого полка ратников у него находились сокровенные слова.

— Волынцы-ы! Не посрамим славу наших отцов и дедов! Знаю, привыкли вы, богатыри, на чужбине далёкой врагов не считать.

— Ур-ра-а-а! — гремело ответное, грозовое.

— Галичане, братья мои! Верю, ежели и есть опасность в Дикой Степи, то не вам, витязям, избегать её!

— Князю нашему слава! Слава-а!!

— Ростовцы — доблесть и опора границ наших! Князь ваш славный Василько Константинович рассчитывает на вас! Орлы, оправдаем доверие!

— Ур-р-ра-а-а! Ур-ра-а!!

Ритмичные удары мечей о щиты оглушительным громом разнеслись по притихшей равнине, взвихрили коршунов с рябых склонов дальних холмов.

Галицкий князь окоротил резвоногого туркмена возле пёстрых скопищ половцев; углядел выехавшего вперёд воеводу Яруна, затянутого в червонный чекмень поверх даргинской кольчуги. Кожаный, с буйволиными рогами, малахай с волчьим хвостом вдоль спины придавал дикости его и без того грозному виду.

— Бог нам подмога! Сколько с тобою сабель, Ярун? — зычно крикнул Мстислав.

— Семь тысяч! — Половец оскалил зубы, поднимая на дыбы злобного нравом чёрного жеребца.

— Выступило меньше половины?!

— Знаю, князь! Этого недостаточно, чтобы перебить им хребет. Но на подходе ещё двадцать тысяч джигитов. Вай-е! Мы вырвем им глотку!

— Бейтесь за нас, половцы! — Мстислав вспыхнул синим пламенем очей. — Восстановите вашу честь, поруганную татарами!.. Что скажете, бесстрашные волки степей?

— Мы будем драться! — Выхваченная сталь голубым всполохом ослепила княжескую свиту. — Уже сегодня наши мечи напьются кровью плосколицых собак Чагониза.

Уродливая из-за сабельного шрама улыбка надвое рассекла раскосое чернобровое лицо Яруна.

Князь Мстислав бойким скоком въехал на меловую хребтину солончака. Конь, попадая задними копытами на глинистый сланец, оскальзывался, пружиня, наддавал на все ноги, храпел, но князь в надёжной посадке крепко сидел в седле.

Приструнив скакуна, Удалой охватил командным взором застывшие в ожидании рати. Полынный ветер с бескрайней приазовской степи трепал русые пряди его волос, ворошил пышную гриву коня.

Далёкий взор Мстислава Мстиславича бродил какое-то время по розовеющим гребням холмов, по тёмным долинам, по каменистым распадкам, по звериным тропам и где-то ещё...

В застойной тишине, сквозь стальную сизь оголённых копий, голос князя прозвучал напряжённо, рублено, стойко:

— Братья мои! Русичи! Впереди бой. Наш час настал! Кто бы ни появился из-за этих холмов, будем стоять насмерть! Ни пяди назад! Сыны земли Русской! Зверь из Степи хочет запугать нас своей лютостью. Вижу в ваших глазах тот же страх, что мог бы овладеть и мной... Бог весть, возможно, сему и суждено быть... Когда Правда — сгинет, а Вера — умрёт! Когда род людской оставят Надежда и Любовь. А зло восторжествует над Добром и разорвёт узы дружбы и клятвы верности. Может быть, да только не нынче! За нами идут Киев и Смоленск, Чернигов и Курск, Путивль и многие другие! Братья, вспомним клятву! Сегодня мы скрестим мечи с ворогом! Мы будем биться за всё, что вы любите под этим небом! За нашу землю! За могилы отцов! За наших жён и детей, чтобы они не стали рабами! Верю, что бой, коий мы дадим супостату, будет достойным нашей славы. Я, князь Мстислав Галицкий, зову вас на бой, воины земли Русской! С Богом!

Новое раскатистое, подобное обвалу снежной лавины «ура-а!» ознаменовало конец обращения к войскам прославленного князя.

Снова загрохотали литавры и протяжно, влекущим на битву зовом, взревели турьи рога.

Знаменосцы подняли выше пропахшие дымами прежних сражений гордые стяги.

Князь в окружении сверкающего лучистой сталью доспехов «летучего» ареопага галопом пронёсся вдоль всего строя в голову отряда. Его золотой шлем и сверкающий в твёрдой руке меч наполнили души воинов решимостью и боевым духом.

— Князю нашему... сам чёрт не брат! — радостно кричали друг другу латники.

— Защита наша — Мстислав Мстиславич — ни в чох, ни в грай, ни в волчью выть не верит!

...Следом полетели лающие команды: от воевод к старшинам-сотникам, от тех к десятникам... и стальные шеренги решительно тронулись в степь.

Не к сроку от зноя побурело, повысохло многоцветье. Равнина на многие вёрсты будто укуталась в жухлую прель вытертых шкур. Ветер лохматил, ворошил ворс этих «овчин», и там, где сквозила его текучая воздушная струя, трава прибивалась к земле, и на ржавом её загривке ещё долго змеилась темнеющая тропа.

...Обманчивая тишина стояла за могучей рекой, зловеще клонился на восток седой ковыль, и мрачно ворожили в сизо-опаловой полуде небес чёрные кресты стервятников. Но выбор, по воле судеб, был сделан...

Там, где прежде накалённая солнцем тишина звенела кузнечиками, а в затравевшем следе оленьего копыта звучал беспокойный призыв гнездившейся перепёлки, теперь всюду бряцала сталь идущих дружин, и горький ветер, оседавший на гривах боевых коней, не мог пробиться сквозь плотные заслоны щитов к желанной прохладе Днепра.

...От пеших цепей галичан отделился всадник. Конь под ним был широкогруд и быстр, растрёпанная грива чёрной бахромой развевалась на ветру. Вскинув руку с коротким копьём, всадник резво съехал с бугра, миновал балку, нагнал князя.

— Что скажешь, Булава? — Мстислав кивнул подъехавшему воеводе, ещё издали признав его по воронёному шлему и багряному с золотым шитьём корзно.

— Княже, не торопись отдать свою жизнь. Давай придержим коней. Куда ведёт сия чёртова дорога?..

— К славе! — Конь под князем нетерпеливо заплясал, приседая на задние ноги, а сам он, перевесившись на седле, крикнул воеводе: — Ты только за этим пожаловал?

— Окстись, брат! Не далеко ли уходим от своих? — Степан Булава озабоченно прищурил выгоревшие на солнце ресницы и строго воззрился на господина.

— Мы слишком долго добирались сюда, чтобы делить славу с кем-то ещё! — был категоричный ответ, и в следующий момент Мстислав торжествующе крикнул: — Вон они!

По знаку Булавы движение дружин было остановлено. Над полем зависла тишина. Взоры всех накрепко прикипели к красным холмам, из-за которых с двух сторон в тучах пыли показался враг.

* * *

Четыре конных отряда (каждый числом не менее тысячи) слаженно отделились от подножия холма и медленно, словно принюхиваясь к противнику, зарысили навстречу русским дружинам.

...Вот сквозь завесу пыли стали смутно видны морды коней и доспехи невиданного врага. Шлемы татар, как шлемы варягов, укрывали носы и скулы; на древках копий развевались пряди конских хвостов.

— Сомкнуть ряды! Плотнее! Ещё! Держать строй!