— Как это чудесно, что вы пришли! Мне здесь так грустно и одиноко.

— Конечно, мы пришли, — ответила Салли, осматривая апартаменты: комната была довольно приятная, подо желтой гостиной на Беркли-сквер ей было далеко. — Что ты задумала. Джудит? В твоей записке нет объяснения, и Себастьян не сказал ни слова.

— В данный момент я просто думаю, — ответила Джудит. — Правда, ничего путного до сих пор не придумала.

— А что случилось? — Корнелия уселась на диван. — Как ты здесь оказалась, в этом отеле?

— Здесь очень хорошо, — сказала Джудит. — У меня большая спальня, не меньше этой гостиной. А хозяйка такая любезная и внимательная…

— Да, это понятно, но все же, почему ты здесь? — прервала эти неуместные излияния Изобель.

Джудит вздохнула:

— Мы с Маркусом поругались. Насмерть. Мне надо было удалиться куда-то, чтобы обдумать ситуацию.

— Ты ушла от мужа? — Даже Корнелия была в шоке. — Просто ушла и поселилась здесь?

— В двух словах дело вот в чем: Маркус запретил мне играть и собирается контролировать каждое пенни, которое я потрачу. — Поигрывая в руке шахматной фигурой, Джудит рассказала большую часть из того, что могла. — Такой вердикт я, конечно, принять не могу, а Маркус настаивает на беспрекословном подчинении. Что еще мне оставалось делать?

Изобель задумчиво покачала головой:

— С твоей стороны это очень рискованно, Мужья всегда требуют подчинения, на то они и мужья. А наше дело искать пути обходить их запреты.

Вошла горничная с чаем.

— Миссис Каннинхем спрашивает, что вам подать к чаю, сударыни: хлеб с маслом, печенье или пирожные?

— Пирожные, — автоматически вырвалось у Изобель. Джудит улыбнулась и почувствовала себя немного лучше.

Весь день она боролась с опустошением, которое обостряло чувство вины. Как это она смогла тогда, по дороге в Катр-Бра, проявить такую слабость, так уступить страсти и тем самым разрушить столь тщательно выстроенные с братом планы! И от милого Себастьяна ни слова упрека не услышала.

— Ну, и что ты собираешься дальше делать, Джудит? — после недолгого молчания спросила Салли.

— Не знаю, — честно призналась Джудит.

— Но ты ведь не можешь исчезнуть. Как тогда Маркус объяснит это? — всполошилась Салли.

— А может быть, мне удастся как-то умереть незаметно? — предположила Джудит.

В этот момент она подумала о матери, которая тихо умерла в монастыре, затерянном где-то во Франции…

— Джудит! — взорвалась Корнелия. — Как ты можешь!

— О, я не имела в виду умереть по настоящему, — уточнила Джудит. — Я просто исчезну, а Маркус объявит, что я скоропостижно скончалась, например, от тифа или в результате дорожной аварии. Ну, в общем, что-нибудь в этом роде.

— Ты с ума сошла! — воскликнула Салли. — Если ты считаешь, что семья Девлинов способна на такое, значит, ты ничего о ней не знаешь.

Джудит прикусила губу:

— Ты, конечно, права, Салли, я еще не все продумала до конца. А теперь расскажите мне новости.

Джудит слушала светские сплетни вполуха, мысли ее были заняты тем, как дальше продолжить работу с Грейсмером. Может быть, Себастьяну удастся организовать какую-нибудь игру на дому, а она там неожиданно появится?..

— Правда, это смешно, Джудит?

— О… да… да, это действительно смешно.

Когда же наконец гостьи ушли, она вновь устроилась у окна и принялась размышлять: «Корнелия, Салли и Изобель мало что поняли. Они за меня, конечно, но им неведомо, что такое свобода. Порой я ловлю себя на мысли, что завидую им, их простой и спокойной жизни. Я тоже хотела бы так, но не могу…»

Начало темнеть, но она не стала звонить Доре, чтобы та зажгла свечи. Сумерки сгущались, и зерно несчастья все сильнее и сильнее прорастало в ее душе…

»Значит, Маркус все время именно так обо мне думал… все время. Занимался со мной любовью и продолжал считать меня такой. Я-то думала, что все честно, откровенно, открыто, что муж доверяет мне, как я ему. А он все это время…»

Стук в дверь прервал хоровод печальных мыслей. Вошел Себастьян.

— Почему ты сидишь в темноте?

Он зажег свечу и поставил подсвечник на стол. Затем внимательно посмотрел на сестру и остался доволен. Значит, утром он поступил совершенно правильно. Иного выхода не было.

— Я думал, у тебя тут компания и вы ужинаете, — произнес он, делая вид, что не замечает ее бледности и слезинок па щеках. — Миссис Каннинхем сообщила, что у нее на ужин тушеная индейка с грибами и петрушкой. Звучит аппетитно, ты как считаешь?

Джудит украдкой утерла слезы и тихо проговорила:

— Спасибо тебе, Себастьян. Я так не люблю ужинать одна.

— Как раз об этом я и подумал. — Он наклонился и поцеловал ее в щеку. — Так будем ужинать?

— Конечно. А как ты решил действовать с Грейсмером?

— В данный момент это не важно. — Он взял шахматную доску и перенес к камину. — Когда ты придешь в себя, мы что-нибудь обязательно сообразим.

— Но…

— В какой руке? — Себастьян вытянул вперед дин кулака.

— Я только хотела…

— В какой руке? — повторил он.

Джудит указала на левую. Он открыл ладонь, увидел черную пешку и страшно обрадовался.

— Здорово, значит, у меня преимущество! Садись. Джу. — Он начал расставлять фигуры. — И не надо смотреть так, будто у тебя впереди неделя, состоящая из одних дождливых понедельников.

Они сели и начали игру.

— Ты видел Маркуса? — Голос ее был почти спокоен.

— Сегодня утром он нанес мне визит. — Себастьян сделал следующий ход, и сестра тут же ответила.

— Что он сказал?

Себастьян задумался над позицией.

— Он хотел узнать, где ты. — И сделал ход конем. Джудит тоже пошла конем, и они разменяли пешки.

— Что ты сказал?

— Что я поклялся не выдавать секрет. — Себастьян откинулся на спинку кресла.

— Он разозлился?

— Удовольствия на его лице я не заметил. — Себастьян ввел в игру слона. — Но ты ведь не ожидаешь, чтобы он положил шею под твой каблук?

— Нет. Я только хотела найти у Маркуса понимание. — Джудит склонилась над доской. — А он не сделал ни малейшей попытки меня понять.

— Не скажи, Джу, — рассудительно произнес Себастьян. — В целом, я думаю, он вел себя пристойно.

— Как ты можешь так говорить? — Рука Джудит зависла над слоном.

— Маркус прекрасно понимал, что если даст тебе волю делать все, что заблагорассудится, то ничего хорошего из этого не выйдет. Давай будем справедливыми, Джу. Разве ты хочешь иметь мужа-размазню, который бы не смел тебе ничего сказать поперек?