— Уилл, я тебе не девочка на побегушках.

— Я так и не говорил.

— Перестань психовать, ничего с ним не будет.

Это был один из редких моментов в моей жизни, когда я впал в неконтролируемую ярость. Обычно я стараюсь выбирать выражения. Но тут я собой не управлял.

— Знаешь, что? Надеюсь, однажды ты будешь годна хоть на что-нибудь.

Я злобно бросил трубку.

Если бы Господь позволил мне забрать назад единственное сказанное за всю жизнь предложение, я стер бы из истории именно эти слова.

В нашем браке что-то разрушилось — что-то, чего мы никогда не сможем вернуть назад. Шери позже призналась мне, что это были самые ужасные слова, которые ей говорили в жизни.

После того случая наши с Шери отношения очень быстро испортились. Мы стали ругаться по любому поводу — помню, однажды я раскритиковал, как она моет сковородку. Мы по несколько дней не говорили друг другу ни слова. Мы даже изобрели «игру», в которую «играли» при гостях. Она называлась «Знаешь, что я в тебе ненавижу?». «Победителем» был тот, кто сильнее всего «рассмешил» гостей.

Мои отношения в очередной раз покатились под откос. Агрессивное течение потащило за собой все наши мечты. Шери забрала Трея домой в Скенектади. Наш брак стал для нее невыносим, и она хотела несколько недель подумать, как быть дальше.

В Студио-Сити был небольшой лаунж-бар под названием «Печеная Картошка». Тиша Кэмпбелл и Дуэйн Мартин, двое моих близких друзей, отчего-то настаивали, чтобы я непременно туда пришел.

Я вообще не большой любитель «лаунжа», но они уверяли, что я не пожалею. Я явился туда около восьми вечера и сразу направился к столику, за которым сидели Дуэйн, Тиша и Джада Пинкетт. Вот так внезапно я вдруг стал любителем лаунжа.

Дуэйн постоянно находился в процессе заключения какой-нибудь сделки, посредничал в каком-нибудь поглощении или что-то в таком духе, был менеджером группы и в тот же момент покупал клуб, в котором они выступали. Тиша была той еще сводницей — она знала, что у нас с Шери все идет к концу, и чувствовала себя обязанной сделать так, чтобы я не оказался ни с кем другим, кроме Джады.

Нас с Джадой об этом, конечно, никто не предупредил.

Я встречал Джаду тут и там несколько раз за последний год — ничего особенно запоминающегося, так, обычное голливудское привет-пока. Она все еще казалась мне совершенно сногсшибательной. Все еще понтовой. Все еще полной пленительной энергии Восточного побережья. Но что-то изменилось. Что-то глубоко внутри, глубже, чем я мог увидеть. Возможно, я просто повзрослел — ведь я стал отцом. Может быть, я был более открыт, а может, мы просто оказались товарищами по несчастью… В общем, я воспринимал ее совершенно по-другому. Ей было всего двадцать два, но в глазах ее читался опыт тысячелетий, словно она знала какие-то сокровенные тайны и была мудрой не по годам.

Мы болтали обо всем подряд — она могла поддержать разговор на любую тему, от Тупака до апартеида, от баскетбола до Ганеши и восточного мистицизма. Как будто мы с ней уединились в укромном месте, готовые купаться в наших вопросах и не переживать об ответах. Мы с ней были вместе — это ответ на все.

Часы летели, словно минуты. Я чувствовал невероятную мощь нашей объединенной энергии. Пока мы смеялись, размышляли и обсуждали все на свете, в моем сознании строились города и империи. Ее тело было крошечным, а дух — огромным. Она была уверенная, твердая, непоколебимая, как десятитонная плита у подножия Великой пирамиды.

Джада позже призналась мне, что услышала ясный голос, безапелляционно констатирующий факт: это твой муж. В тот момент она отмахнулась от этого пророчества. Я уже был женат, о чем тут думать. Мы тихонько вышли из нашего укромного места и снова оказались на жестких металлических стульях клуба. Прощались мы в тот раз долго, никто из нас не хотел уходить. Я проводил ее до машины и смотрел ей вслед, пока она уезжала. Та ночь оставила меня ошеломленным, разбитым, запертым в ловушке между мечтами и реальностью. Я встретил свою королеву, способную выдержать груз моих мечтаний. Но нам было не суждено быть вместе.

Пару дней спустя Шери вернулась из Скенектади, и мы договорились встретиться в «Пальме» — нашем любимом ресторане. Там подавали лучшего лобстера в городе, порции были просто громадные. Мы всегда заказывали одного на двоих.

Наверно, я надеялся, что встреча после разлуки и любимое угощение каким-то образом разожгут наши сердца вновь. Я уж точно верил в целительную силу топленого масла и дурацких одноразовых воротничков для лобстера.

Я приехал первым. Шери завезла Трея к своей маме по дороге из аэропорта. Она зашла в ресторан, как всегда прекрасная. Мы обнялись и уселись за столик. Я заказал еду заранее — ей это нравилось. Мы поговорили о Трее и Скенектади, и о новом додзе ее отца. Трей обожал проводить с ним время — в этот раз он даже получил свой собственный крошечный ги.

Все шло без задоринки, но внезапно я почувствовал, как кружится голова. Во рту пересохло, и появился странный металлический привкус. Я попытался сосредоточиться на дыхании. Блин, неужели я теряю сознание?..

— Что с тобой? — обеспокоенно спросила Шери.

Меня накрыло волной головокружения, я не мог дышать, на лбу выступил пот…

— Все хорошо, — соврал я. — Сбегаю в туалет.

Я ворвался в кабинку и запер дверь. Сел, попытался восстановить дыхание. Какого черта происходит? Внезапно я разрыдался. Следующие двадцать минут меня рвало, пока я метался между рыданием и истерическим смехом. Неужели у меня гребаный нервный срыв?

Потихоньку я начал понимать свои эмоции.

Я кристально ясно осознал, что Джада Пинкетт — женщина моей мечты. Но я перед Богом поклялся, что посвящу свою жизнь Шери. Я не мог нарушить собственное слово. Мои слезы сопротивлялись этой ситуации, а хохот проклинал всю ее абсурдность.

Но вскоре моя истерика утихла. Утирая слезы, я вышел из кабинки, абсолютно готовый посвятить всю свою жизнь Шери Смит.

Хреново получать бумаги на развод. Как будто это официальный документ о том, что ты — кусок говна, которого никто не любит. Не важно, насколько у вас были плохие отношения — развод всегда подкрадывается неожиданно. В смысле, ты, конечно, подозревал, что дела у вас не очень, но блин… не настолько же.

Боги развода беспощадны: по странному стечению обстоятельств я получил бумаги 14 февраля. День, мать его, Валентина.

Шери была сыта по горло. Я не мог поверить, что это со мной происходит. Развод родителей когда-то был худшим событием в моей жизни, а сейчас гораздо хуже. Это был удар в спину, я был совершенно вне себя. И я поставил своего сына в ту же ситуацию, которая заставила меня когда-то задуматься о самоубийстве.

Шери говорила, что я люблю не ее, а свое представление о ней. То, что, как мне казалось, должно олицетворять идеальную жену.