– Спасибо. Как он?

– Уже в казарме, записался в новый отряд рекрутов.

– Обучи парнишку как следует, – кивнула Фэллон, закрепляя ножны на ремне. – Увидимся в Нью-Хоуп.

– Эй, – окликнул Колин сестру, когда та направилась к выходу. – Мы держим их готовыми выступать.

– Отлично, продолжай в том же духе.

* * *

Фэллон вернулась домой к вечеру, заглянула на кухню и застала мать помешивающей что-то божественно пахнущее на плите. До чего же привычное и уютное зрелище! Оно проливало бальзам на душу после кровавой битвы и дня, полного чудес.

Испытывая прилив благодарности, Фэллон бросилась к Лане, обняла ее со спины и прижалась щекой.

– А вот и моя дочь.

– А вот и моя мать.

Лана обернулась и с жаром ответила на объятие. Затем слегка отстранилась и заглянула в лицо дочери. Погладила ее по щеке, и радостная улыбка стала почти лукавой.

– Первый раз?

– Что?

– И конечно же с Дунканом.

– Я… ты… Как ты узнала?

– Я тоже когда-то переживала нечто подобное. Кроме того, в твоих глазах поселилось понимание. И свет. С Дунканом ты счастлива.

– Да, – кивнула Фэллон. Изначальное смущение понемногу отступало. – Я люблю его, а он любит меня.

– Знаю.

– Это было чудесно! – вспомнив произошедшее, она закружилась по кухне. – Даже не представляла, что чувства способны настолько захлестнуть. Я читала книги, слушала рассказы солдат, даже видела, как вы с папой смотрите друг на друга, но и на секунду не могла вообразить ничего подобного. До тех пор, как Дункан коснулся меня. – Фэллон приложила ладонь к груди, вздохнула. – Когда мы вдвоем, то я становлюсь не Избранной, не спасительницей мира, а просто… собой.

– Понимаю, – улыбнулась Лана.

– Ты испытываешь по отношению к папе то же самое?

– Еще до твоего рождения мы много месяцев провели вдвоем, – мать тоже вздохнула и обернулась поставить чайник, чтобы скрыть блеснувшие слезы. – Саймон ни разу ко мне не притронулся и никогда даже не спрашивал, можно ли. Хотя желал меня, я знала. Как и он знал, что мне требуется время оплакать Макса. И за эти месяцы я влюбилась окончательно и бесповоротно. – Она достала из буфета чашки и мед, который нравился Фэллон. – Все изменилось в тот день, когда явился Маллик. В канун Нового года. В завершение старого года. Когда мы с твоим отцом вновь остались наедине, я призналась, что люблю его и хочу начать совместную жизнь. Тогда произошел наш первый раз. И когда Саймон прикоснулся ко мне, я почувствовала себя собой.

– Ты никогда не рассказывала об этом.

– До сегодняшнего дня ты сочла бы это всего лишь романтичной историей. Теперь же понимаешь меня. Нам с тобой невероятно повезло: любить и быть любимыми замечательными мужчинами. И несмотря на все невзгоды, на все тяготы войны, на победы и поражения, оставаться счастливыми женщинами, – пылко произнесла Лана, разлила чай по чашкам, поставила на стол печенье и села, готовая слушать.

– Я боялась, что не буду знать, как поступить. Техника-то понятна, но ведь это нечто куда большее.

– И слава всем богам! – рассмеялась мать, откусывая печенье.

– И не представляла, что все окажется настолько великолепным. Мы оба были покрыты ранами, но это не имело никакого значения.

– А может, даже добавляло остроты, – усмехнулась Лана.

– Уже утром, когда мы пошли в душ… – Фэллон запнулась, принялась молча размешивать мед в чае. – Тебе не кажется странным обсуждать такое?

– Сейчас я внутренне самодовольно ухмыляюсь и поздравляю себя с тем, что являюсь матерью, с которой дочери комфортно обсуждать такое. Только давай не будем вдаваться в детали при разговоре с отцом.

– А он тоже все поймет, как и ты? – спросила Фэллон, подумав, что с ним-то точно беседовать про Дункана окажется сложнее.

– Вряд ли. Позволь мне самой мягко донести до Саймона эту мысль.

– Отличная идея, – кивнула Фэллон, с облегчением предоставив матери разбираться с самой непростой частью. – О, я забыла рассказать. Когда мы с Дунканом впервые… ну, в общем это вызвало вспышку света. Она прошла сквозь меня и вырвалась наружу. И дерево за мемориальной плитой изменилось, превратилось в Древо жизни, как на поляне Маллика.

– Ого, – Лана задумчиво откинулась на спинку стула. – Это все объясняет. Наше мемориальное дерево тоже расцвело. Я думала, что это символ победы, но теперь понимаю. Хотя любовь – тоже своего рода победа. – Мать взяла Фэллон за руку. – Без нее все сражения и войны не имели бы значения.

– Будут новые сражения и новые войны.

– Возможно, однако ты получила еще одну вещь, ради которой стоит бороться.

– Я боялась, что это сделает меня слабой, но стала лишь сильнее. Я должна стать сильнее. Грядут страшные времена. Не могу увидеть точно какие, но тьма приближается. Красное пламя с севера, нарастающее безумие, черная душа под личиной невинности. А ты чувствуешь их? Молния пронзает верное сердце. Обугленный дракон отбрасывает огромную тень, желая погубить надежду. Что за сделку нужно заключить, что за потерю пережить, что за жертву принести, дабы свет воссиял сквозь тьму? – Фэллон обессиленно склонила голову. – Я не могу разглядеть, но знаю, грядут страшные времена.

– Когда они настанут, мы встретим их вместе, – Лана взяла обе руки дочери в свои. – Мы встретим их плечом к плечу.

– Я должна обсудить с тобой еще столько вещей. С тобой, папой, Трэвисом. И Итаном тоже. До того как состоится совещание всех командиров баз и основателей Нью-Хоуп.

– Тебе повезло, – улыбнулась Лана, бросая взгляд на вошедшего мужа. – Мы как раз… – Что-то в выражении его лица заставило ее осечься. – Итан?

– Он в порядке. – Саймон приблизился к жене, положил руку ей на плечо. – Побежал на ферму к Эдди. Милая, дело в Джо.

– О боже…

– Лана, Итан сказал, его время пришло.

– Только не это. Но…

– А еще заверил, что Джо готов уйти и ждет только, чтобы Эдди отпустил его.

– Я должна быть с ними, – со слезами на глазах прошептала Лана.

– Ступай, – кивнула Фэллон, поднимаясь со стула. – Мы закончим с ужином, а ты поддержи Джо и Эдди.

Не колеблясь ни секунды, даже не взяв пальто, мать исчезла, перенеслась на ферму соседей.

Прибыв на место, Лана обнаружила, что вся семья Эдди собралась кружком в гостиной. Голова Джо покоилась на коленях хозяина. Итан гладил пожилого пса. Тот тяжело дышал.

Лана испытала гордость за своего доброго, сильного сына, опустилась рядом с ним на пол, положила ладонь на голову верного старого друга и поняла, что его время действительно пришло. Встретилась глазами с Эдди и ощутила, как упало сердце: в его взгляде читалась отчаянная надежда, которую предстояло разрушить.