Джон-Том держал Талею за руку и шептал ей на ухо ласковые слова.

Однако Талея вполне пришла в себя, что означало, что она не потерпит никаких ласк. Девушка позволила Клотагорбу перевязать рану, но чувствовалось, что ушибленное колено доставляет ей куда больше неприятностей, чем эта царапина. Опираясь на Джон-Тома, Талея поднялась и попробовала пройтись. Выяснилось, что, если не считать легкой хромоты, с ногой все в порядке.

– Ничего не понимаю, – проговорила девушка, лицо которой, обрамленное длинными огненно-рыжими волосами, выражало недоумение и раздражение. – Я отдыхала у друга в Дарриантауне, и вдруг – на тебе – мир как будто вывернулся наизнанку.

– У друга или у подруги? – уточнил Джон-Том.

– Все тот же пылко влюбленный? – слабо усмехнулась Талея.

– Разумеется. – Он улыбнулся в ответ и пожал плечами. – Влюблен и полон надежд, несмотря на всю безнадежность любви.

– У подруги. В общем, это без разницы. Мы как раз собирались приобрести ожерелье, которое мне давно нравилось.

– То есть стащить, – вставил Клотагорб, упаковывая аптечку.

– Не все такие богатые, как вы, ваша ученость, – отозвалась Талея и высунула язык, а потом погрозила волшебнику пальцем.

– Богатство добывается не руками, а умом, – пробурчал чародей.

Похоже, он не обратил особого внимания на выходку Талеи, что было, кстати сказать, ничуть не удивительно: Клотагорба, по всей вероятности, больше занимала предстоящая схватка с колдуном, нежели спор с легкомысленной девицей.

– Так вот, – продолжала Талея, – я только-только взялась за ожерелье – прелесть, янтарь с голубым жемчугом! – как моя подружка Эйла ни с того ни с сего закричала. У меня перед глазами все поплыло, а когда я очухалась, то поняла, что попала неизвестно куда. Эйла исчезла заодно с магазином. – Девушка повернулась, склонила голову набок и моргнула. – По-моему, я очутилась вон в том здании.

– Что ты видела? – В голосе Джон-Тома слышалось возбуждение: наконец-то хоть одно неоспоримое свидетельство! – Как выглядел тот, кто захватил тебя?

– Не помню. Я вообще мало что помню. Мгновение назад была в магазине, и вдруг передо мной возник ты со своим треклятым посохом.

Правда, я припоминаю что-то такое, чего в жизни не видела…

– Что именно? – осведомился Клотагорб. – Ну-ка, детка, напряги память.

– Я и так напрягаю, куда уж дальше. Оно все время менялось. – Талея провела ладонями по глазам. – Ну да, менялось. Сплошные тени, которые отделялись от меня, слезали, как кожура с лука. Но больно не было. Во всяком случае, я ничего не чувствовала. А потом мы все вместе – ну, я и мои тени – очутились снаружи. Я знала, что они всего лишь тени, потому что никто из них не проронил ни словечка.

– Нам они показались вполне реальными, – проворчал Джон-Том.

– Еще я помню, – во взгляде Талей читалась такая искренность, что у юноши защемило сердце, – что увидела тебя, Джон-Том. Я сразу поняла, что это ты. Рядом с тобой были Мадж и Клотагорб. Я хотела закричать, бросить меч и побежать к тебе, но не смогла. Не смогла! – Она горько заплакала и разрешила юноше обнять себя. – Мне чудилось, я подчиняюсь чужой воле. Ни крикнуть, ни остановиться. А затем кто-то велел мне убить твоего приятеля. – Девушка показала на Колина, который присоединился к ним. Следом за медведем подошла и Дормас.

– По счастью, ты не сумела, – заключил Джон-Том.

– У нее все равно бы не получилось. Ей повезло, что я ударил башмаком, а не саблей.

Джон-Том прокрутил в памяти эпизод схватки, представил себе коалу, который делает выпад и пронзает своей острой саблей тело Талей, увидел, словно наяву, как та истекает кровью у него на руках, и невольно содрогнулся. Пожалуй, смерть и вправду была необыкновенно близка.

– Где мы? – спросила Талея. Голос ее звучал, как прежде, резко и отрывисто, однако Джон-Том чувствовал, что ей страшно. Господи, как он понимал девушку! – Куда нас занесло? Неужели весь мир спятил?

– Нет. Если он и сходит с ума, то лишь время от времени, – ответил Клотагорб и, прерываемый порой Джон-Томом, пустился излагать историю пленения пертурбатора и их собственного путешествия. – Будучи не в силах справиться с нами, – подытожил чародей, – наш противник прибег к последнему средству, чтобы избавиться от чаропевца. Через свое колдовство он завладел той, кого Джон-Том любит больше всего на свете, сотворил ее двойников и послал их против нас. Если бы не доблесть Колина и Маджа, он, вероятно, достиг бы того, к чему стремился.

– Джон-Том любит? – переспросила Талея. Она нахмурилась и стерла со щек слезинки. – Кого?

– Тебя, Талея, – проговорил Джон-Том, потупившись. – Я всегда любил тебя, начиная с той ночи, которая свела нас с тобой. Помнишь парочку, которую ты пыталась ограбить? Я продолжал любить тебя и после того, как ты сказала, что хочешь обдумать наши взаимоотношения, и тебе это известно.

– Да? С какой стати мне должно быть что-то там известно?

– Как с какой? Я же говорил тебе, и не раз.

– Подумаешь, говорил! Я всегда считала, олух ты недоделанный, что тебе всего-то и нужно, что затащить меня в постель. По крайней мере, все мужчины, каких я встречала, только о том и помышляли, даже этот ободранный выдр, который вечно сшивается около тебя, хоть он и не человек!

– Ты про меня, или я ослышался? – поинтересовался Мадж.

– Ослышался, – буркнула Талея и повернулась к Джон-Тому. – Неужели ты не мог признаться мне в любви?

– Разве я не признавался?

– До чего же с вами, мужчинами, трудно! – вздохнула Талея. – Вечно вы дожидаетесь, пока женщина прочтет ваши мысли, а сами ходите с кислыми рожами, так что и понять невозможно – то ли влюблены, то ли зубы у вас болят!

– Верно, милочка, – заметила Дормас.

– Я думал… – выдавил Джон-Том, однако Талея не дала ему закончить:

– Он, видите ли, думал! Вы, мужчины, думаете, а бедные женщины извольте угадывать ваши гнусные мыслишки! А если не могут, значит, они и такие, и сякие – бессердечные, бесчувственные, ни на что не годные!

– Ну, хватит! – взревел Джон-Том. – Если тебе кажется, что ты вправе после того, как бросила меня…

Перебранка разгоралась все сильнее; обе стороны, не стесняясь в выражениях, принялись выяснять, кто же кого на деле бросил.

– Здорово, да? – справился Мадж у Колина, чистившего саблю, и кивком указал на людей. – Замечательная парочка, доложу я тебе, приятель. – Коала критически оглядел лезвие и возобновил свое занятие.

– До чего ж приятно слушать! Сердце радуется.

– Кто она такая? – спросил Колин.

– Старая знакомая. Острый ножик, острый язычок, и ни за тем, ни за другим дело, уверяю тебя, не станет. Знаешь, кто свел их? Я. Нам как-то пришлось выручать ее из одной заварушки, ну, там они и сошлись.